Юля поднимается и грациозной походкой вышагивает в рекреацию.
Еще пару минут сижу за пустым столом. Допиваю свой чай и забиваю на последнюю пару, еду домой. Настроение становится паршивым. Хочется плакать.
Что я, собственно, и делаю. Забираюсь под теплый плед, включаю сериал и рыдаю. Громко, затыкая рот подушкой.
Вечером нас с родителями приглашают к Мельниковым. Там очередной прием. Толпа людей, красивая музыка и вкусная еда. По гостиной шныряют обезличенные официанты, мужчины говорят о делах, а женщины сплетничают.
Клима здесь нет. Хотя он редко заглядывает на эти мероприятия.
Поболтавшись по дому, поднимаюсь наверх и слышу голоса. Это не Не в моем характере подслушивать. Но знакомые интонации притягивают к себе как магнитом.
Останавливаюсь у двери, она ведет к огромному балконному помещению. Прилипаю спиной к стене, отчетливо слышу все, что происходит по ту сторону приоткрытой стеклянной двери.
— …ты же знаешь, все эти целки, от них одни проблемы, — Витин голос звучит с насмешкой, и я зажимаю рот ладонью, чтобы не выдать своего присутствия.
— О, тут я тебя поддерживаю. Опытные девочки — вот где все удовольствие.
Второй голос не кажется мне знакомым. Отступаю. Становится не по себе. А вдруг они говорили обо мне? Что, если я противна Вите своей неопытностью или…
Нет, не хочу сейчас об этом думать. Сбегаю вниз и иду на кухню. Прошу стакан воды и делаю несколько жадных глотков, стирая выступившие из глаз слезы.
7
Клим.
Полтора месяца полного забвения. Подкидываю волейбольный мяч, лежа на кровати, он резво ударяется о потолок и довольно быстро возвращается мне в руки.
Девяносто дней полного отказа от единственного вштыривающего наркотика. От нее.
Никаких встреч, бесед и задушевных разговоров. Ничего. Привет-пока.
Стук в дверь выводит из равновесия. Раздражает. Закрываю глаза и слышу, как дверь в спальню распахивается. По терпкому и довольно резкому запаху духов понимаю, что это мама.
— Сынок, ты уже вторую неделю не ешь дома. Пропускаешь завтраки… да и вообще…
— Мне не пять лет, я могу поесть где угодно, — снова подбрасываю мяч.
— Опять ты из-за этой девчонки? Что за горе-то! — мама повышает голос и тяжело вздыхает. — Появилась же на нашу голову.
— О чем ты? — вскидываю бровь.
— А думаешь, я не вижу? Как только она стала сюда приходить, тебя как подменили. А я, дура, поначалу даже способствовала. Думала, ты ей нравишься.
— Ма, давай конкретнее. Я тебя не понимаю, — делаю скучающий вид, а сам хочу побыстрее отделаться от этого ненужного разговора.
— Ты переживаешь из-за свадьбы?
— Какой свадьбы?
— Ты не знаешь? — мамины глаза становятся огромными.
— Чего я не знаю?
— Луиза выходит замуж за Витю.
— Что? — хочется заржать в голос.
— Это фиктивный брак, он нужен ее отцу и…
— Твоему мужу. Я понял, — поднимаюсь с кровати, — у меня дела.
— Что? Клим!
— Мам, давай потом, — беру с тумбочки телефон и ключи от машины.
— Клим!
— Пока, мам, — сбегаю по лестнице, не закрывая за собой дверь в комнату.
Замуж, значит? И ничего не сказала. Коза малолетняя.
Топлю педаль газа в пол и почти выношу ворота. Павлик, стоящий на посту, едва успевает их открыть.
Набираю Рябину и обыденно сообщаю, что буду у него минут через тридцать. Ответа даже не жду. Торможу у алкомаркета и набираю пакет бухла. Ночка будет веселой.
Заруливаю к Саве и уже через час не чувствую под ногами пола. Все плывет, и от этого становится таким прикольным. Много дыма, алкоголя и никаких переживаний. Полная отрешенность.
Смех, какие-то девки… слишком привычная, я бы сказал, обычная жизнь.
А потом все меняется. Музыка становится медленной. Убивающей. Она вытягивает жизнь по капле, угнетает. Яркие цвета блекнут, а улыбки превращаются в оскалы.
Перед глазами ее дом, ворота и кованый витиеватый забор выше меня на три головы. Лающие псы и охрана.
— Луиза! Выходи! — ору как потерпевший, подначивая овчарок лаять еще громче. — Лу-и-за!
Кто-то из охраны просит меня пройти в дом. Они меня знают. Я бывал здесь сотни раз.
— Отвали, — отталкиваю «черный пиджачок» и продолжаю орать: — Лу-и-за!
Вокруг глухая ночь. Небо затянуто плотными тучами, яркая луна прячется за ними.
Я стою в одной футболке, куртка валяется в машине. Температура воздуха болтается где-то у нуля. В руке бутылка бренди, а в голове полный крах. Там болото. Склизкое, мерзкое, мокрое. Я практически не отдаю отчета своим действиям.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем она появляется на улице. Час, два или пара минут.
Лу шагает по вымощенной камнем дорожке. На ней пижамные штаны и теплая осенняя куртка цвета розовой сладкой ваты.
— Клим, — таращится на меня как на призрака, — ты пьян? Боже. Пошли в дом.
— Нет, выходи гулять, Луиза. Выходи, — не перестаю орать.
— Хорошо, но мне нужно переодеться. Пойдем в дом, я быстро.
Мое пьяное сознание не воспринимает ее слова. Я стараюсь вычленить из них хоть какую-то разумность, но не получается. Трясу головой, а ее рука уже касается моей. Лу тянет меня к дому, и я иду туда за ней.
Поднимаюсь по винтовой широкой лестнице в ее комнату. Как только мы оказываемся внутри, хлопаю дверью и прижимаю Лу к стенке. Она вздрагивает, ошарашенно смотрит мне в глаза. Боится. Отступаю и ставлю на прикроватный столик бутылку. Падаю с ногами на кровать. Не разуваюсь.
Луизка поджимает губы и стоит не шевелясь.
— Ты, — тычу в нее пальцем, — жалкая лгунья.
— Что?
— Ты выходишь замуж, — усмехаюсь, — и молчишь об этом.
— Я просто… я думала сказать позже.
— Мне плевать. Просто ты будешь самой масштабной дурой в этой вселенной, если станешь Витькиной женой.
— Ты пришел меня оскорблять?
— Я? Нет. Я пришел открыть тебе глаза.
— Полтора месяца делал вид, что меня не существует, а теперь напился и приперся в мой дом? Благодетель. Справлюсь как-нибудь без тебя.
Луизка тяжело дышит, ее ноздри раздуваются. Она злится. Кидается в меня подушкой и вылетает из комнаты, громко хлопнув дверью.
— Ну и вали, — ору вслед, а минут через пять чувствую, что не могу встать. Сон в этот раз одерживает верх.
Утром на меня выливается ведро холодной воды. Лу мстит за ночь и без зазрения совести опрокидывает на меня эту чертову емкость ледяной жидкости. Литров десять.
Матерюсь, подрываясь с кровати.
— Совсем больная?
— Доброе утро, — Луиза приторно улыбается и ставит ведро на пол, — завтракать будешь? Нам через тридцать минут нужно быть в университете.
— Что? — часто моргаю и все никак не могу перебороть свое похмелье даже на каплю.
— В душ, есть — и на учебу, Мел… Вяземский, — говорит громко и очень звонко.
Морщусь от ее воплей.
— Я понял, только не ори.
Лу протягивает мне полотенце и указывает на дверь в свою ванную. Сама же выходит из спальни.
Какого черта я сюда приперся вчера? Видимо, снова переклинило. До ломки захотелось ее увидеть. Увидел, блть.
Мы едим вдвоем, в полной тишине. Оказывается, ее предки свалили на пару дней в столицу. Мелкого прихватили с собой. Так что мой вчерашний визит доставил дискомфорт только Луизке.
Она не говорит со мной, пока ест, и в машине тоже молчит. На университетской парковке сразу вылетает на улицу. Выходит и вздрагивает от бьющей рядом с ней хлопушки. Рябина ржет и хлопает ее по плечу:
— С днем рождения, подруга!
Сава еще что-то мелет, а я закрываю глаза. День рождения, черт. У нее сегодня этот гадкий праздник. Гадкий, потому что свои я предпочитаю не отмечать.