Май тихонько встал, чтобы не потревожить сон малыша, и заметался по комнате, дожидаясь, когда наступит утро и проснется крепость: без ведома Грасса соваться в кладовую с запасами снадобий и трав не рискнул бы и самый отважный дозорный. А ему нужно, так нужно… Всего два лепестка цветков рэнди для отвара и совсем немного смолы Красного дерева, чтобы ее раствором умастить тело. И тогда утихнет внутренний жар и потребность, а тело не будет источать запах. Живя в лесу, он практически не пользовался смолой, но сейчас она ему необходима.
Едва занялся рассвет, Май метнулся вон из комнаты. В пустых коридорах только-только просыпающейся крепости его шаги звучали слишком громко и гулко, но, наверное, в первый раз за время своего здесь пребывания, Маю было все равно на то, что он может кому-то помешать. Все, о чем он молился, это чтобы Грасс уже проснулся.
И ему повезло. Дверь лаборатории лекаря была уже приоткрыта, и коридор наполнял аромат крепкого даэлли – бодрящего напитка, который Грасс варил и пил по утрам. Остановившись у самого порога, чтобы отдышаться, Май коротко стукнул, предупреждая о своем приходе, а потом вошел, желая доброго утра.
- Ты что так рано? Случилось чего? – Грасс втянул носом запах поднимающегося над большой кружкой пара и довольно улыбнулся. – Ах, хорош…
- Да. То есть нет. Проклятие… - еще вчера Май бы смутился, но сейчас ничего не имело значения. – Мне нужна смола Красного дерева и парочка лепестков рэнди.
Лекарь нахмурился и поставил чашку на стол:
- Ты знаешь кладовую не хуже меня. Разве ты видел это там?
- Я… - сердце Мая сжалось от отчаяния. Не видел. Действительно, за эти месяцы он перебрал там все и ничего похожего.
- Вы говорили, что есть еще хранилище.
- Для редких трав и тех, хранить которые нужно в особых условиях. Ни смола Красного дерева, ни рэнди не являются редкими, да и хранятся, как обычно. Просто в крепости они не нужны. Те омеги, которые здесь есть, имеют своих альф. А для другого это не используется, – Грасс встал из-за стола и, шагнув к Маю, навис над ним. – Твоему сыну уже исполнился месяц. Пришел твой срок?
- Да, – Май в отчаянии закусил губу. В лесу еще лежит снег, а до ближайшего большого города, где можно все это купить – два дня пути. – Что же мне делать? – От собственного бессилия он был готов разрыдаться.
- Ну-ну, малыш, еще три месяца о втором ребенке можешь не беспокоиться, зато можешь взять от жизни хоть немного удовольствия. В крепости полно альф, и все, что тебе нужно – только выбрать.
Май выругался, скомкано извинился за беспокойство и вылетел из обители Грасса. Стараясь держаться самых безлюдных коридоров, поднялся на верх башни и забился в уголок, глядя на поднимающееся солнце. Нужно придумать, что делать. У него есть немного времени до того, как он потеряет рассудок и будет подчиняться только зову собственного тела. Даже взаперти он будет выть и кидаться на стены в безуспешной попытке получить хоть какое-то облегчение, а без смолы его запах разойдется по всей крепости. Май с отчаянным стоном запустил руки в волосы. Нет, нельзя. Кто присмотрит за его сыном, пока он будет сидеть где-нибудь в темнице? А так… Он сможет хотя бы покормить его и выкупать между приступами. Значит, придется искать альфу, как и говорил Грасс. Но сейчас мысль о том, чтобы отдаться первому встречному вызывала отвращение. Хотя, можно подумать, у него есть выбор. А его нет, его просто нет. Раят? Они однажды уже были вместе, даже несмотря на то, что желание не сводило его с ума. Но тогда Раят еще не видел его лица. Павел? Нет! Нет… Стыдно. И дергает что-то. Бесцеремонность, с которой дозорный выкинул не принадлежащую ему вещь, коробила, но Май слишком хорошо знал альф-солдат, чтобы этому удивляться. Те редко когда относились к таким как он как-то иначе. Защита рука об руку шла с пренебрежительным отношением. Носить на руках и распоряжаться жизнью так, словно она твоя собственная – альфы не видели в этом никаких проблем и противоречий. Май на секунду представил себе, как приходит к Павлу с просьбой разделить с ним ложе, и на щеки плеснуло румянцем. Но когда предательница-память поделилась с ним картинкой выходящего из купальни Павла, тело словно окатило кипятком. Май зашипел сквозь зубы и вскочил. Еще немного – и он будет на грани. Надо найти Раята: с ним легче, с ним проще. Перед ним… не стыдно. Потому что он поймет.
…На него оглядывались, когда он шел по коридору. Он спиной чувствовал взгляды, а обострившееся обоняние говорило ему, что альф в крепости гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. И теперь он может узнать дозорных, даже если завяжет себе глаза. Их запах гораздо слабее, а еще есть в нем тонкая, почти не различимая горьковатая нотка орхолы, являющейся основной для зелья бесплодия.
Поймав чей-то слишком выразительный взгляд, Май поспешно надвинул капюшон поглубже и свернул за угол, благодаря всех богов за то, что Раят выбрал себе одну из дальних комнат. Но на этом его везение закончилось: Раят дверь не открыл. Дозорного не было дома, но даже так Май чувствовал его. Его след. Тогда, той ночью, они пропитались запахом друг друга достаточно сильно, чтобы он не мог не узнать его теперь. Май облизнул пересохшие губы, и тело отозвалось острым возбуждением. Прокатился жар вдоль позвоночника, сконцентрировался в солнечном сплетении, и Май зажмурился, умоляя собственное тело хоть немного подождать. Но рассудок уже мутился, мысли путались, и Май рванулся прочь из коридора. Остатки разума умоляли остановиться, но тело вело вперед. И когда Май осознал вдруг себя стоящим перед дверью комнаты Павла, отступать уже было поздно. Но стыд еще жил, бился где-то в глубине его существа, и когда Май переступил порог, причиной его лихорадочного румянца было не только возбуждение.
- Я прошу вас… - он никогда не просил о таком, и сейчас мучительно подбирал слова под взглядом дозорного, открывшего дверь и позволившего ему войти. – Стать моим любовником сегодня и разделить со мной ложе. – От стыда, кажется, красной была даже шея, но жар, заливающий тело погружал все в какой-то вязкий, сладковатый туман такого близкого запаха альфы. Незнакомого запаха, но от того не менее желанного сейчас. Но почему молчит Павел?
Май поднял голову и невольно отступил, заглянув в его потемневшее лицо. Крылья его носа трепетали, но губы были плотно сжаты.
- Прости, но я вынужден тебе отказать, – Май никогда не слышал у дозорного такого голоса. Холодного. Бесцветного. – Я не делю ложе с омегами, когда им все равно, с кем быть.
Май дернулся, отшатнулся. Павел открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, но юноша уже был за порогом. Пекло под веками, жгло невыносимо. Клубился в горле крик отчаяния, обиды и боли. Ошибся… Как же он ошибся…
- Май! – объятия, в которые он попал, были сильными, теплыми. Май дернулся, выгнулся, пытаясь вырваться, и обмяк, узнав. Раят… Май вскинул голову, глядя на него с отчаянием. Отзывалось тело на близость альфы. На запах. На силу и нежность рук.
- Отпусти… Пожалуйста… - однажды он уже увидел в этих синих глазах отвращение. – Отпусти!!