- Раят… - когда под веками появился образ синеглазой альфы, губы шевельнулись сами. Кулаки сжались, словно концентрируя силу, и в воздух взвился отчаянный крик: - РАЯТ!!!
В ответ завыл ветер в верхушках деревьев, и вконец обессилевший Май только рассмеялся горько и иронично. Достойный конец для уродца-омеги. Болит и ноет все тело, кожа на лице стянута слоем грязи, смешанной со слезами. И холод подбирается, готовый вцепиться в него своими когтями. Но это и к лучшему. Тело потеряет чувствительность и станет… хорошо. Совсем хорошо…
…Он смотрел, как темнеет небо. Как появляются на нем первые звезды. Еще не очень крупные и не такие яркие, как летом, по-зимнему колючие. А потом они вдруг завертелись в хороводе. Сначала медленном, но с каждым новым витком набирающем скорость. Так уже было однажды. Когда после пожара он почти вот также лежал на земле и смотрел, смотрел в летнее небо.
- Май!!
Собственное имя донеслось до него, как из-под земли. Или его донес ветер. А, может, он спит?
– Май!!
А голос знакомый. Значит, действительно, спит. Он слышал, что когда люди замерзают – они засыпают. И больше не просыпаются никогда.
- Май…
Лошадиное ржание, сдавленные ругательства, на миг звездное небо заслонило чье-то лицо. Обдало теплом, и Май улыбнулся: ему уже нравился этот сон. Но когда вдруг его начали трясти, как сломавшуюся куклу, Май зашипел недовольно. Больно… Больно?! Май сморгнул. Казалось, что ресницы опускаются, а потом поднимаются медленно-медленно.
- Май?
И он словно утонул в синих глазах, в которых плескались ужас и… нежность?
- Ра… ят… - выдохнул Май и улыбнулся.
Это еще не конец, хотя до него немного осталось
========== Часть 8 ==========
8.1.
Иногда ему казалось, что он все еще спит. Что он уснул там, в лесу, и просто не проснулся и теперь видит такой странный сон.
…Первый день возвращения он действительно проспал. Укутанный в теплое стеганое одеяло, напоенный душистым отваром, он провалился в сон, как только убедился, что с сыном ничего не случилось за его отсутствие, и Грасс заботился о малыше, как о своем собственном.
Ну а потом… Он до сих пор помнил свое удивление, когда, умывшись, кинул скользящий взгляд в крохотное зеркало. Он даже решил, что ему показалось, но, сколько бы он ни рассматривал себя – ничего не изменилось. И ровная, гладкая кожа была там, где еще совсем недавно были рубцы ожога. Май гладил поверхность зеркала, касался своего лица и не узнавал себя. Там, в зеркале, был чужак. С тонкими выразительными чертами, длинными пепельными волосами и прозрачными глазами. Он был завораживающе красив, но Май почему-то не мог смотреть на него, хоть и замирало сердце. И он снова спрятался под своим капюшоном прежде, чем выйти из своей комнаты после своего отсутствия.
…На него смотрели. Все равно смотрели. Жителей в крепости было не так много, а новости разлетались слишком быстро. И охотников поглазеть «на чудо» было немало. Хотя Май не мог их винить. Сейчас – не мог. До сих пор никто и никогда не возвращался, попав к ласкам, а он не просто вернулся, а вернулся и без следа своего уродства. Мысли о том, как теперь к нему отнесутся, мелькали в голове, но он слишком хорошо помнил властный голос коменданта, задававшего вопросы. Находясь в почти бессознательном состоянии, Май отвечал на вопросы честно и без утайки, просто не в состоянии придумать какую-нибудь ложь. И, похоже, это и убедило коменданта в правдивости его слов. Он долго удивлялся, спорил даже о чем-то с Грассом, но к тому моменту Май уже окончательно провалился в сон, больше похожий на обморок….
Поймав очередной любопытный взгляд, Май надвинул капюшон поглубже и увеличил скорость. После того дня он еще ни разу не видел Раята, но ведь не померещился же ему его голос и глаза. Раят спас его, но после этого ни разу не заходил, и Май наравне с благодарностью чувствовал беспокойство. А еще ему было любопытно. Он не раз слышал о том, что между омегой и альфой, повязавшей ее, возникает связь, но никогда не верил в это, считая досужими сплетнями, но… Раят пришел. Раят его спас. Значит, услышал. Почувствовал. И теперь Маю хотелось в этом убедиться, и он торопливо шел по коридорам к комнате Раята, надеясь, что тот не успел уехать куда-нибудь по делам крепости.
Но, похоже, эту дверь кто-то проклял: ему никто не открыл. Снова. Потоптавшись немного у порога, Май побрел назад, чувствуя себя очень странно. То, что было с ним у ласок, он помнил, словно сон, и никак не мог осознать себя и свое место в крепости. Наверное, надо было зайти к Грассу, но почки орхолы он так и не собрал и теперь не знал, как посмотреть в глаза лекаря. Стыдно было смотреть и на Павла. После того разговора в комнате дозорного, Май ни разу не видел его, и теперь не знал, стоит ли вообще пытаться что-то ему объяснить. Павел нравился ему. С самого начала понравился. Своим отношением, разговорами, улыбкой теплой. Вот только теперь Май при мысли о нем вспоминал почему-то не то, как оберегал его Павел, а то, как держал крепко, да увиденное в купальне его роскошное тело, прикоснуться к которому так хотелось.
Май вздохнул и остановился у приоткрытого окна, глядя на заходящее солнце. У него есть сын. И о нем должны быть все его мысли в первую очередь. Но Май видел слишком мало зим, чтобы не думать о том, что на рождении ребенка его жизнь не закончена. Хотя… кому нужна повязанная омега с ребенком? Пусть и нет сейчас его шрама, и людям больше не хочется отворачиваться при разговоре с ним, это на самом деле ничего не меняет. Жизнь постельной игрушки – не для него, а представить себе кого-то, кто захотел бы создать с ним семью, Май не мог. Уж лучше бы все осталось, как было. Тогда бы он… не мечтал. И не надеялся на чудо.
- Май? – знакомый голос окликнул его, и Май невольно напрягся, узнав его. Павел. Ну почему именно сейчас, когда вокруг нет никого, а мысли скачут в голове, словно испуганные белки? Но не ответить – значит, оскорбить. И Май повернулся к дозорному, почти робко улыбаясь:
- Здравствуйте, – и заторопился, заполошно пытаясь объясниться, пока не остановили. – Вы простите меня, пожалуйста. Я не хотел вас обидеть или…
- Ты… так красив… - короткий вдох, и Павел вдруг оказался так близко. Май застыл, забыв, что хотел сказать. Он только смотрел и смотрел в глаза дозорного, которые сейчас были такими… живыми. Восхищение, любование… Казалось, Павел вдруг потерялся. Забыл, где находится и кто он. - Я так давно тебя ждал. - Он ласкал взглядом точеное лицо, а потом вдруг обнял его ладонями, качнулся вперед и прижался губами к губам, опустив ресницы. Май вздрогнул от неожиданности и снова застыл в растерянности. Но мягкие губы жалили, согревали, не давали сосредоточиться. И тело отозвалось. Выгнулось навстречу чужому жару, сильному телу. Закрыв глаза, Май открыл рот, позволяя, а Павел вдруг отшатнулся.