За спиной хрустнула ветка, и увлекшийся Май испуганно вздрогнул, инстинктивным жестом прижимая ребенка к себе.
- Тш-ш-ш… Прости, я напугал тебя, - очень тихий голос был знаком, и Май расслабился.
- Павел…
Но тот словно и не услышал его.
- Все хорошо, я никому не дам тебя в обиду, - сократив расстояние между ними, он погладил шелковистые прядки, лежащие на спине и плечах Мая, склонился к нему, вдыхая запах. – Ты помнишь эту песню, да? Нашему сыну она нравится. Почему тебя так долго не было? – он говорил тихо, спокойно, но в голосе звучала такая тоска и мука, что Май застыл, не в силах остановить, прервать Павла, от слов которого стыла в жилах кровь. Нашему сыну?
- Я так скучал по тебе, любовь моя, - Павел подался вперед, обнял его, зарываясь лицом в волосы, нежно целуя шею. – Так скучал…
- Павел… - напряженным голосом произнес Май, поведя плечами. – Не надо. Ты меня с кем-то перепутал.
- Нет, не убегай снова. – Павел только стиснул его. – Анна, я не могу без тебя. Без тебя и нашего малыша.
- Нет! – Май вывернулся, выломался из его рук. Отшатнулся в сторону, развернулся к застывшему на своем месте дозорному. Губы тряслись от обиды и разочарования, пекло под веками. Кричать хотелось, выть, но от пепла ненависти, в который превращалось пламя в глазах Павла, словно сводило горло.
- Май… - неслышно выдохнул Павел и опустил глаза. Стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев. – Уходи. Ты – не она. Поэтому уходи. Совсем уходи. – Он вскинул взгляд, и Май невольно отшатнулся. – Тебе больше не место здесь. УХОДИ!!!
От его крика проснулся Иллия, заплакал, и Май, которого плач сына заставил взять себя в руки, угрожающе зарычал, предупреждая Павла, и отступил на шаг, прижимая к себе плачущего малыша. А потом еще на один шаг и еще… А когда тень от деревьев скрыла его от взгляда все еще стоявшего на коленях Павла, развернулся и побежал к крепости, остановившись только, когда за спиной захлопнулась дверь его комнаты.
- Тш-ш-ш, все хорошо, маленький, все хорошо. – Ноги не держали, и Май обессилено опустился прямо на пол, укачивая сына. Прижался губами к крохотному лобику, глотая слезы, готовые брызнуть из глаз. – Я никому тебя не отдам, никто не сделает тебе больно, - он говорил и говорил, баюкая ребенка мягким голосом, а когда малыш успокоился и снова заснул, тяжело поднялся, уложил его в кроватку и буквально рухнул на пол рядом, цепляясь за ее край. Отпустил себя, позволив эмоциям взять верх, и тут же сжался, накрыв рот ладонью. Разочарование, обида, страх, горечь. И снова боль. Теперь стали понятны и серьги, и внезапный интерес, романтическое ухаживание и забота. Как только исчез шрам, Павел больше не видел в нем его, Мая. Для него он стал женщиной. Погибшей женой. И все это – для нее. Для НЕЕ!
- Я тебе не нужен, - Май зажмурился, стиснул зубы, пытаясь вернуть контроль над разбушевавшимися чувствами. – Не нужен…
Каким же дураком он был… Поверил, принял, позволил. Не заметил раньше, не увидел, не захотел видеть. Значит, сам виноват. Сам. «Бойся того, кто живет среди теней». Зазвучал в голове голос Аэта, и Май усмехнулся. Как коротко и точно. Бойся. Память тут же отозвалась полными ненависти глазами Павла, и Май, невольно содрогнувшись, заставил себя подняться. Надо уходить. Он всего лишь омега, и ему никто не поможет: в этом мире трезвый рассудок дозорного выше в цене.
========== Часть 9 ==========
Рассвет только-только занялся, когда Май вернулся домой, гремя бутылочками со свежим молоком в маленькой корзинке. Осторожно и очень тихо прикрыв дверь, чтобы не разбудить беспокойно спавшего всю ночь сына, он оставил одну бутылочку на столе, а остальные спрятал в холодном подполе. На пустых полках корзинка смотрелась сиротливо, но Май давно перестал беспокоиться по этому поводу. Он… как-нибудь проживет. Главное – чтобы с малышом было все хорошо.
Май подошел к старой кроватке, доставшейся ему «по наследству» от добрых людей, склонился к сыну, с ласковой улыбкой глядя на его личико. Малыш так быстро растет. И все больше становится похожим на отца. У него будут такие же скулы. И почти такие же синие глаза. Май невесомо коснулся губами чистого детского лобика, поправил тонкое одеяльце и неизменную куклу и вытянулся на своей кровати, прикрыв глаза и привычно расслабляясь. Набираясь сил перед новым днем. Сегодня надо связать собранные на той неделе и высушенные на солнце травы и повесить в кладовке. Работа не тяжелая, но нудная и долгая. Хотя Сара обещала прийти сегодня со своими мальчиками, чтобы помочь. К его травам она старалась не прикасаться, «чтобы не забрать их волшебную силу», но зато заботилась о его сыне, давая Маю возможность заниматься своими делами.
Под веками появился образ очаровательно улыбающейся молодой, но усталой женщины, и на сердце потеплело. В этом селении ее единственную Май мог назвать своим другом. Ее и ее двух сорванцов, носящихся по двору и знавших окрестный лес, как свои пять пальцев. За эти месяцы Май научил их различать целебные травы и теперь всегда знал, куда надо идти, чтобы пополнить запасы «злой ежевики» или «сонного цветка». Рядом с этой шумной, но дружной семьей Май отогревался душой и воспоминания уже почти не приносили прежней боли.
…Он скитался по большим селениям и маленьким городкам и все больше приходил в отчаяние. Он ненавидел жалость, но именно она кормила его и позволяла кормить сына. Люди жалели его, давали немного еды ему или малышу, привечали на ночь, но не пытались удержать следующим утром, когда Май уходил, поблагодарив хозяев за кров и пищу. Он пытался найти работу, но омега с маленьким ребенком никому не была нужна. Шрам больше не уродовал его лицо, и красивый тихий юноша нравился многим, и Май не раз слышал предложение отдать малыша в приют и стать чьей-то омегой, но его мутило от одной только мысли потерять сына. И он снова уходил. Дальше и дальше… Потерявшись во времени, пространстве, названиях городов и селений, отчаявшийся – он жил только мыслью о ребенке. Его уютное сопение или громкий плач, любопытные глазенки и улыбающийся беззубый ротик – сын стал спасением от тьмы, которая пыталась пробраться в душу. И, в конце концов, ему повезло. Наконец повезло. И пожилой мужчина, который согласился подвезти его до развилки, оказался разговорчивым. Он рассказал о семье, о внуках, о том, как плохо стало в селении без лекаря, который умер еще в прошлом месяце. Май встрепенулся и робко обмолвился о том, что разбирается в травах и умеет залечивать раны. И уже на следующий день обживал маленький, но очень уютный домик, стоявший почти на самом краю селения, которое жители с гордостью называли «городком».