- Я не… - Май вскинулся, и тут же затих, когда сжалась рука, обнимающая его за плечи.
- Все, малыш, дальше мы сами, – Павел остановил лошадь. – А то ты к ночи домой не доберешься.
- Но до тропинки еще…
- Мы уже не заблудимся. Главное, что знаем, в какую сторону ехать, – Павел аккуратно, почти нежно ссадил Мая с лошади. Растрепал его волосы, улыбнулся тепло, а потом сунул в подрагивающие пальцы кошель с монетками. – Держи, пригодится еще. И спасибо за помощь. Счастья тебе и ребенку твоему. Дай бог, еще свидимся. – Шутливым жестом натянул капюшон плаща Мая по самый подбородок, а через пару секунд растворился вместе со своими спутниками среди деревьев. Несколько мгновений Май чутко прислушивался к удаляющемуся стуку копыт, а потом, низко опустив голову, побрел назад.
Под ногами шуршали опавшие пожелтевшие листья, от холода словно звенел воздух. Пронзительного и колючего холода, особо остро чувствовавшегося после теплых объятий. Май поежился от порыва ветра, натянул капюшон на голову и стиснул кошель. Из мягкой тонкой кожи, он оттягивал руку и почему-то заставлял сердце сжиматься от отчаянной тоски. Май накрыл ладонью живот, грустно улыбнулся. Ничего… Все будет хорошо. Рано или поздно, но все равно будет. Мама всегда говорила, что у каждого свое счастье. Вот только у него, наверное, очень ленивое счастье…
…Запах дыма он почувствовал, когда до дома оставалось совсем ничего. Сердце заколотилось, словно попавшая в паутину мошка, и Май, забыв обо всем, быстро пошел, почти побежал, ведомый страхом. Даже не подумав сначала осмотреться, вылетел на полянку и остолбенел, глядя полными ужаса глазами на языки огня, лижущие стены его дома.
- НЕТ!!! Нет, пожалуйста, нет!! – он бросился к крыльцу, еще успел краем глаза заметить какое-то движение, а потом оказался на земле, сбитый ударом. Застонал от боли и невольно зажмурился, услышав пьяный смех.
- А вот и хозяин явился… - в поле зрения появилась пара грязных сапог, и Май втянул голову в плечи. – И кто это там у нас? – Капюшон с головы сдернули и волосы рассыпались.
- Не трогайте… - он сам себе казался жалким и слабым, но в голове билась только одна мысль. Ребенок… Его малыш. - Не трогайте, прошу вас…
- О, да это омежка, – рядом появилась еще одна пара сапог. – Это мы удачно зашли. – От нового взрыва смеха глаза Мая стали огромными. Ведомый инстинктом, он дернулся, отшатнулся, попытался встать, но новый удар в спину бросил его лицом на землю, и Май вскрикнул. Сжался, прикрывая живот руками:
- Не надо!!
- Да он брюхатый.
Теперь он не видел никого. Только слышал. Еще смех, пьяные выкрики… И треск горящего дерева. От бессильной ярости и страха из глаз брызнули слезы. Кто-то рванул с него плащ, кто-то уже жадно гладил и щипал его ягодицы…
- Не надо! – Май рвался из рук с силой, которой у него никогда не было. – Не трогайте!!
- Утихни, подстилка!!
Голова взорвалась острой болью, и Май застонал, зажмурился. За плечо дернули, разворачивая на спину.
- Вот это урод…
- И кто же на такого позарился…
- Если мордой в землю, то нормально будет…
- И то верно…
- НЕТ!! – Май рванулся, переполненный ужасом. Забился, когда его снова перевернули, попытался отползти и закричал, почувствовав, как навалился кто-то сверху, вдавливая животом в ледяную землю. – Нет, нет, НЕТ!!
Затылок словно разорвало. Мгновенная боль прошила позвоночник, и Май обмяк, уже как во сне слыша стук копыт и лязг металла. Знакомый голос, проклятия и крики боли – все это проходило мимо сознания. Только когда словно обняло его мягкое тепло, да исчезла вдруг земля, Май застонал слабо.
- Тш-ш-ш… Не дергайся… - рядом кто-то грязно ругался, но Май тонул в этом голосе. Дрожащем от ярости и полном нежности. – Все будет хорошо, держись только, малыш, и все будет хорошо…
Май попытался, было, возразить, но тело не слушалось, а мутная пелена перед глазами становилась все темнее. Только этот голос был реален. Но и он исчезал, растворялся, уступая место забытью.
Павел: http://i1.imageban.ru/out/2011/04/03/821b7761a7a9d57acb16eb50798a7515.jpg
========== Часть 3 ==========
Прода маленькая получилась, да и не особо информативная, уж простите (
3.
- Май, бестолочь, я тебе когда сказал травы для снадобья принести?! – от громогласного баса, больше похожего на рев раненного зверя, в маленькой душной келье, полной дыма, зазвенели стекла. Май только вздохнул, вставая на цыпочки, чтобы дотянуться до пучка засушенных полевых цветов. Аккуратно перерезал тонкую, но прочную нитку, на которую он был подвешен, а спустя несколько мгновений уже шел к приоткрытой двери. Ходить было уже трудно, тяжелый живот тянул кости, но Май упрямо не давал себе и минуты на отдых.
- Ну наконец-то… - огромный, похожий на косматого медведя лекарь с необычайной для его размеров ловкостью развернулся, забрал у подошедшего Мая траву и, отложив ее на стол, прижал обе ладони к его выпирающему животу. – Ну-ка, что там у нас? – прикрыл глаза, словно прислушиваясь, а потом улыбнулся. – Все у нас хорошо. Мы здоровы и даже почти счастливы. Через пару дней дозорные вернутся, лучше из комнаты не высовывайся, чтобы не зашибли ненароком. Они поначалу как чумные, сам знаешь.
- Знаю, – Май кивнул и осторожно присел на широкую скамью. Ему нравилось наблюдать за тем, как работает Грасс. Большой и такой страшный на вид, лекарь был самым добрым человеком во всей крепости, но тщательно это скрывал. Впрочем, ни в его грозный рык, ни суровое и едкое ворчание никто не верил.
- Во-о-от, - Грасс принюхался к булькающему в котле вареву, оторвал листочек и, мелко раскрошив, отправил в зелье. – На последних месяцах тебе особенно осторожным надо быть. Ни холодов, ни сквозняков, есть нормально. А когда срок твой придет, я тебе своего особенного отвара сделаю. Ты и не заметишь, как маленький у тебя появится.
Май слабо, но благодарно улыбнулся.
- Спасибо, – рокочущий бас Грасса убаюкивал, и Май расслабленно вытянул ноги. Он посидит здесь совсем немножко, а потом вернется в кладовую – нужно перебрать запасы снадобий да посмотреть, какие в негодность пришли. – Не знаю, что бы я без вас делал.
- Пустое, – Грасс только отмахнулся, с сосредоточенным видом помешивая содержимое котла. – Не меня благодари. Павла.
Май только согласно кивнул. Да, Павла. У Мая до сих пор сжималось сердце, стоило только подумать о том, что было бы с ним, не вернись тогда дозорные. Он плохо помнил, что было тогда… Как везли его – побитого, почти ничего не соображавшего в крепость. Как ругался комендант и как несли его по темным коридорам Хай-Когона. Сознание вернулось к нему только следующим утром. Он открыл глаза, слабо застонал от боли, пронзившей побитое тело, и почувствовал, как сжали его ладонь чужие пальцы. Такие теплые, сильные. А потом появилось в поле зрения лицо их обладателя, и Май немного перевел дух. Глаза у Павла были такие… встревоженные. Тогда он просидел у постели Мая почти весь день, рассказывая, как услышал его крик, а остальные подняли его на смех, ибо решили, что ему показалось. А он все равно вернулся и хорошо, что успел вовремя. Он много тогда говорил. О важном и пустом, улыбался и хмурился, а Май, то приходящий в себя, то снова погружающийся в забытье, цеплялся за его голос, как утопающий цепляется за соломинку…
Он провел в постели почти неделю, прежде чем Грасс разрешил ему вставать, но Павел уже ушел в очередной дозор, и говорить «спасибо» оказалось некому. А потом жизнь пошла своим чередом. Узнав о том, что он разбирается в травах, Грасс забрал его к себе, и комендант, ворчавший на то, что в крепости не место омегам, ребенка ждущим, не посмел перечить лекарю Хай-Когона. Дни сменялись днями, Май с детским любопытством изучал крепость и слушал истории, улыбался на ворчание Грасса, учился у него ремеслу и ждал Павла. ОНИ ждали. Он и его малыш. Сын. По вечерам, когда небо чернело, а в храме почти у подножия крепости собирались свободные от службы воины на краткую молитву и их сильные голоса тревожили пламя свечей, Май поднимался по старой винтовой лестнице на самый верх башни и смотрел, смотрел на дорогу… За все то время, пока он здесь, Павел в крепости появился лишь однажды, но Май слишком поздно узнал об этом. Грасс запретил ему нервничать и переживать, но Май все равно боялся за Павла. В крепости любили и уважали воина, но расспрашивать о нем Май не решался. Здесь хоть и относились к нему хорошо, не обижали и не насмехались, но и всерьез не воспринимали. «Подмастерье лекаря». Мало кто помнил, как его зовут по-настоящему, да и лицо свое Май лишний раз старался не показывать.