- Хей, ты там уснул что ли? – от громогласного рыка Май, погрузившийся в воспоминания, вскинулся, и спина тут же отозвалась острой болью, заставив его сдавленно застонать. В последнее время кости ломило все чаще, но то была нудная и тупая боль, к которой можно было даже привыкнуть и почти не замечать.
- Май? – Грасс отставил котел в сторону и поспешил к нему. Навис горой, глядя с тревогой. – Что?
- Спина… больно, - Май смутился. Он ненавидел быть обузой. Чужая забота приятна, но за собственную беспомощность было стыдно. – Сейчас все пройдет, распрямлюсь только…
- Совсем я тебя загонял, - Грасс только головой покачал и вдруг легко, словно пушинку, поднял Мая на руки. Тот только ойкнуть успел.
- Не надо!
- Надо, – Грасс добродушно усмехнулся. – Не брыкайся только, а то не удержу.
Май послушно притих, залившись краской.
- Я не беспомощный.
- Я знаю, - почти грубо отрезал Грасс. – Ты ждешь ребенка и ты с утра на ногах. Если себя не хочешь поберечь, о малыше подумай, – лекарь шел по коридору, и Май не знал, куда девать глаза от стыда, когда встречные смотрели на них с легким любопытством. Но слова Грасса испугали.
- Вы же сами сказали, что мне надо двигаться.
- Сказал. Но всему меру надо знать. Хотя я старый дурак, тоже хорош… Замотал тебя совсем.
- И вовсе не замотали, - Май энергично покачал головой, и Грасс коротко рыкнул:
- Кому сказано – не дергайся. Ну наконец-то… - он свернул за угол, пинком распахнул дверь в небольшую, но очень светлую и теплую комнатку Мая и, ловко втиснувшись в узкий дверной проем, уложил свою ношу на кровать. Проигнорировав румянец на щеках, бесцеремонно откинул широкую хламиду Мая и принялся аккуратно ощупывать живот с самым сосредоточенным видом.
- Больно! – Май вскинулся, когда пальцы спустились к самому низу. Грасс хмыкнул, пару раз болезненно надавил на бока, зачем-то провел по груди и встал.
- Пойду-ка я отвар свой приготовлю…
Май нахмурился недоуменно, а потом вскинулся:
- ЧТО?!
- Отвар, говорю, приготовлю. Сегодня к вечеру или завтра днем он тебе понадобится.
В глазах Мая засиял настоящий страх.
- Но ведь еще рано!
- Твоему малышу не терпится посмотреть, что на свете делается, – Грасс подмигнул. – Не переживай, так бывает. И это не страшно, - лекарь добродушно усмехнулся и вышел из комнаты, притворив за собой дверь.
- Страшно, - выдохнул Май ему вслед. Откинулся на спину, зажмурился, поглаживая живот. – Потерпи немного, малыш. Ты слишком рано. Я еще не готов, – сердце колотилось о ребра от страха. Только мысль о том, что рядом будет Грасс, немного успокаивала. Если бы еще и Павел был рядом… Хотя он никогда не посмел бы потревожить воина… этим. Но как же невыносимо просто лежать!
Май немного поколебался, а потом все-таки встал. Медленно, тяжело, превозмогая тянущую боль внизу живота. Не будет ничего страшного в том, что он пройдется, чтобы немного успокоиться. А то малыш почувствует и тоже начнет волноваться.
- Все будет хорошо, маленький, – придерживая живот ладонями, Май неуклюже направился к двери, в последний момент вспомнив о теплом плаще.
…А воздух словно звенел от мороза, крепчающего с каждым часом, несмотря на приближающуюся весну. Зима действительно выдалась лютой, и Май часто думал о том, что не выжил бы один в лесу. Будь он один – у него еще были бы шансы, но не когда их двое. От прохладного воздуха стало легче дышать, и пальцы перестали подрагивать. Ему все еще было страшно, но теперь он мог не обращать на страх внимания. Да и боль тоже отошла на задний план.
Сунув руки поглубже в широкие рукава и надвинув капюшон на лицо посильнее, Май вышел на каменный балкон, опоясывающий всю башню. Отсюда дорога была не видна, но зато часовые не ворчали на него за то, что он маячит перед глазами. Нет, они его не обижали, и даже ворчали по-доброму, но Май все равно старался им на глаза не попадаться. Неуклюжий, толстый и круглый, как шарик, он сам себе казался нелепым и смешным. Омег в крепости было мало, а такой, как он, ждущий ребенка, вообще только один. Однажды Май осторожно поинтересовался у лекаря, почему здесь нет детей и почему, как говорят, женщины и омеги бегут от дозорных, как от огня. Грасс молчал долго, а потом рассказал о порядках в крепости, и Маю надолго расхотелось его о чем-либо спрашивать, да и на воинов он теперь смотрел совсем по-другому. «Только тот, кому нечего терять, может стать дозорным. Отрекшись от своего спутника, настоящего или будущего, дозорный получает свой первый крест. Выпив зелья, лишающего самой возможности иметь детей – второй. Отец живого ребенка никогда не станет воином Хай-Когона, любящий муж или связанная альфа никогда не попадет в Дозор. Влюбленный мужчина рассеян и становится слишком легкой добычей. Хай-Когон – это вечный выбор между славой, честью и теплом семейного очага. Покинувший Дозор может найти себе пару, но он никогда не станет отцом своего ребенка».
Так просто и так… страшно. Обреченные либо на вечное одиночество, либо на муки совести, дозорные жили, сражались, защищали. И, если повезет, умирали. И стало вдруг понятно почти трепетное отношение к нему Павла и других его воинов. Лишенные даже надежды… Май невольно поежился, устремляя взгляд на дорогу. Наверное, это было глупо – ждать человека, который, скорей всего, и забыл о его существовании. Мимолетная забота, а сердце уже бьется, тянется навстречу. Как, должно быть, ему на самом деле одиноко, если одно ласковое слово – и вот он уже стоит на холоде и ветру, до боли в глазах вглядываясь в даль.
- Ты почему опять здесь? – на плечи легла грубая, но теплая меховая куртка, и Май улыбнулся, втягивая носом запах дыма. Он покосился на ставшего рядом мужчину с почти седыми волосами и глубокими морщинами на лице. Когда-то он был лучшим в Дозоре, но время взяло свою плату, ослабив его, превратив почти в старца. – Мороз крепчает. И им лучше поторопиться. Сегодняшняя ночь будет самой холодной.
На лицо Мая легла тень.
- Они успеют. Их лошади быстры.
- Но даже у них могут закончиться силы. А остановившаяся лошадь – околевшая лошадь.
Мая передернуло, и Старый Белз повернулся к нему.
- Возвращайся вниз, сынок, нечего тебе здесь задницу морозить. Да и малыша побереги.
Май кивнул, но с места не сдвинулся. Ему было тепло, а ледяной воздух так приятно овевал горящее лицо…
- Я еще… немножко…
- Странный ты, - Белз снова устремил взгляд на дорогу. – Не капризничаешь, не ноешь. Грасс на тебя нахвалиться не может.
Май опустил глаза, но что ответить – не знал. Капризничать? Ныть? Он слишком сильно привык быть один. А когда не перед кем капризничать – какой в этом смысл?
- Что-то совсем мои глаза слабы стали, - проворчал себе под нос Белз, подался вперед, пытаясь разглядеть что-то в подступающих ранних сумерках и наплывающем морозном тумане. – Ну-ка ты глянь, мне мерещится?