На круге махались Демка с Фаддеем. Шумской стоял распоясанный, в одной рубахе и молча наблюдал. Изредка токмо вставлял два-три слова:
— Дём, колени.
Или:
— Фаддей, не заваливайся на спину, горло подставляешь.
Аринка дышать забывала, глядя в щелку заборную на такое вот оружное умельство. Ребята крепкие, мечи поют-блестят, и будто пляшут бояричи, а не ратятся. Только не знала она настоящей пляски, и поняла разницу в тот самый момент, когда супротив Демьяна вышел Андрей.
Два меча в руках Шумского вжикнули, ослепили на миг рыжую Аришку отданным солнечным светом, и такое началось, что лучше бы никогда не кончалось! Есть все же красота и в ратном бою, когда умелый воин танцует в кругу, и отвечает ему такой же опытный боец.
И все бы ничего, но девушки позабыли про Фаддея, а тот, прислонясь к заборцу, углядел- таки две макушки — русую и рыжую. Был бы парень обычный, промолчал бы или шуганул по-тихому двух любопытных девах, но он был иной…
Подкрался к тому месту, где прятались Арина и Маша, и громко так сказал:
— Уряд позабыли?! Розог давно не нюхали?! — и уставился во все глаза, видя, как девчонки испугались, будто страхом их наслаждался, паскудыш.
— Аринка, тикаем! — скомандовала Марья, и рыжая подскочила, развернулась бежать, да не вышло…
Косища ее золотая от быстрого поворота по ветру легла, а кончик-то возьми и застрянь между двух плашек заборных. Да так крепко прищемился, что ни туда, ни сюда. Марья новой подруги не бросила, а принялась выпутывать косяной конец из заборца — ничего не вышло. Фаддей, видя такую муку, только похохатывал.
— Что, радостно тебе, братец? — выплюнула зло Машка, все пытаясь вызволить Аришу.
— А то нет? — Фаддей взглянул на Арину, и улыбка сползла с его лица, будто шкура со змеи.
Девушка уже не пыталась вырваться из путов своих волосяных, а смотрела прямо на боярича и взгляд ее поначалу ясный, стал темнеть. Ариша поняла вдруг, что перед ней никто иной, как змей — равнодушный и коварный. Фаддеевы глаза подсказали — в них странная радость плескалась от того, что Аришка попалась. А уж когда боярич заметил Аринкино внимание, так улыбаться перестал и еще более стал похож на змею. Нет, не ужика безобидного, а самого что ни на есть гадючьего гада.
Возня эдакая привлекла внимание ехидного Дёмки и Шумского. Боярич-то сразу перестал мечами махать, да и ринулся к застрявшей Аринке. Шумской поглядел немного, и тоже подался вслед за товарищем.
— Экая птаха-то попалась, — глумился Демьян. — Фадя, и как ты споймал? Во повезло. Арина Игнатовна, ну теперь не обессудь — виру* с тебя стребую. Раз — то, что посмела в ратный круг влезть, два — что попалась так постыдно.
— И что же ты стребуешь, боярич? — Аринке-то деваться некуда, вон она косища натянулась как веревье, и не пускает.
— Ох, да разве так сходу скажешь, а? Подумать надоть, — мучил, окаянный, девушку. — Что, крепко прилипла, букашка рыжая?
И вроде слова неприятные говорил, глумился, а в голосе тепло и взгляд добрый.
— Сам видишь, Демьян Акимыч, — вздохнула Ариша, и ясно так на него посмотрела.
Машка пыталась собой загородить подругу, но знала твердо, что не поможет. Если уж Дёмка про виру запел, стало быть, не отвертеться.
— Вижу, ой, вижу, — задумался, бровями поиграл потешно, и выдал. — Вот что, Аришка, ты мне пряников напеки, да непростых, а с медом. И чтоб мне хватило, Фаде, и боярину Андрею. И чтоб печатные! И чтоб быстро!
Арина выдохнула облегченно: ведь мог попросить и чего похуже, а он пряники…
— А ты, боярич, ты не скажешь, что Маша тут была? Это я ее подбила глядеть на мечные уроки.
— Дёмка, не слушай ее. Она и знать не знала, что уроки такие есть, — боярышня-то не гнилая, как видно.
— Какая разница, сестрица? Пряники-то все равно мне будут. Кто там у вас заводила ты или Арина Игнатовна, мне без разбору. Дайте мое печево*! Ну, говори, что согласная и сговор готов!
— Жадина, — Машка мягко журила брата, пытаясь тихонько вытащить Аришину косу из забора.
Арина же, обрадовавшись, что все хорошо закончилось, уж открыла рот, чтобы подтвердить сговор, но отчего-то посмотрела на Шумского. Вот зачем, глупая?
Андрей буравил девушку черными глазами, и не было в них ни злости, ни муторности о которой все ей твердили, а только пламя какое-то мерцающее, непонятное и очень волнительное. Ариша и застыла малым столбиком, уставилась на Шумского, и глаз отвести не могла никак. Заметила лишь, что сам боярин как-то помягчел лицом, но лишь на малое мгновение. Затем опять стал собой, и двинулся к Арине. Без слов взялся большой рукой за заборину, что не отпускала Аришку, и дернул. Рыжая коса плавно скользнула на свое законное место — плечо славницы.