— Деда, голубчик, как они тебя… — Аринка смотрела на него — грязного, окровавленного и слез сдержать не смогла.
— Ну, будет, будет. Все уж прошло. А и грязная ты, внуч, как тот хряк Мамевский.
И правда: лицо в грязи, коса как глиняная сосулька, а зипун старый — продран и угваздан.
Пока улеглась суматоха, пока обозники ставили телеги и собирали рухлядь свою и скарб, укладывали мертвых, да раненых, дед с внучкой уселись в свою подводу и ждали команды ратников отправляться. Уж известно стало, что малый отряд послан был воеводой Медведевым на встречу друга. Михаил Афанасьевич пытался было заговорить с тем страшным, черным, но тот лишь кивнул в ответ на дедову благодарность и слова не обронил. Только повел чернючими глазами из-под шлема по грязной Аринке и надолго не задержал взгляда.
На подворье воеводском оказались спустя часа четыре, и встречены были хозяином и хозяйкой радушно, хлопотливо.
— Мишка, чёрт книжный, досталось тебе? А Аринка-то где? — пока друзья обнимались, девушка выглядывала из-за плеча деда. — Эта чтоль?
— Она, — дед выпихнул Аришу вперед.
Приземистый, крепкий старик воевода-боярин, внимательно оглядел девушку.
— Ну, здравствуй, Арина…как тебя по-батюшке?
Аринка слегка удивилась тому, что дед скривился, но ответила:
— Игнатовна.
— Во-во… Игнатовна. Вот увидь я тебя на улице, подумал бы, что ты кувшин глиняный на ножках.
Аринка, хоть и напугана была давешней стычкой, но все одно, поняла — воевода веселый и добрый.
— Благодарствуй, боярин Фрол Кузьмич, за подмогу. Без твоих ратников быть бы мне кувшином без ножек, — подумала и добавила, — И без ручек.
Воевода ухмыльнулся, подкрутил сивый ус.
— Ништо. Отмоем, покормим, глядишь и девкой станешь наново, — он обернулся в жене своей пухлой. — Светлана Павловна, принимай гостью, да смотри, чтоб баню крепче топили. Тут работы на полдня.
— Полно, батюшка. Вот неймется тебе, — улыбалась женщина. — Пойдем, Ариша, я тебя расположу.
Попала Арина в богатые боярские хоромины и подивилась — просторные, светлые. Не в пример тем, в которых жил в городище князь Владислав. Долго ей крутить головой-то не дали. Пришли две чернавки и под оханья боярыни Светланы, отвели ее в баньку. А потом уж, разомлевшую и чистую, обрядили в свежую рубаху и запону. Вечерять Арина не стала, сомлела на лавке в гриднице.
Металась Ариша всю ночь во сне под теплыми шкурами. Все будто отбивалась от бородатого грязного татя, и всякий раз лилась на нее теплая его кровь, катилась по траве отрубленная голова со страшно выпученными глазами.
Чернавка, что ночевала на полу в гриднице все шебуршалась, предлагала Аришке то воды, то взвару. Рыжая отказывалась и снова засыпала, и снова кричала во сне, металась страшно.
От автора:
Запона — девичья холщевая одежда из прямоугольного отреза ткани, сложенного пополам и имевшего на сгибе отверстие для головы. Надевалась поверх рубахи.
Переметно — здесь и далее по тексту будут встречаться простонародные выражения. Давать ремарки не стану, предполагая, что читатель прекрасно понимает смысл вышедших из употребления слов.
Шушпан — холщовый кафтан, с красною оторочкой, обшивкою, иногда вышитый гарусом.
Большуха — старшая женщина в доме, хозяйка. В данном случае — жена хозяина.
Тать — вор, похититель, мошенник, грабитель.
Глава 2
— Мишка, а и постарел ты. Вон уж глаз под морщинами не видать. Сивый весь стал, аки наш поп местный, — Фрол Кузьмич потчевал друга старого пивом после баньки. — Сколь же ты по свету шастал, чёрт ученый? И ведь сберёг Аришку-то.
— Фролушка, видно доля моя такая неприкаянная. Одна радость девчушка эта рыжая. А ведь похожа она на Еленку, как две капли воды. Утром сам увидишь, — дед Миша устал, пил пиво, развалясь на лавке.
— Говорил тебе еще пять годков тому езжайте ко мне, сберегу вас обоих! Чего упирался, хрыч? — ворчал воевода.
— Вот был ты дубиной, дубиной и остался, Фрол. Сам знаешь, нельзя было. Да и сейчас опасно. Только вот старый я стал. Боюсь, отдам концы, а Аришка-то одна будет бедовать.
Воевода на эти слова старого друга кивнул, и брови насупил.
— Не боись, Михайла. Уберегу. Я и сам уже сивоусый, но разве Аришу брошу? И тебя, хрыч, жалко.
Разговор шел непонятный, но тревожный.
Дед Михаил кивнул, а воевода нахмурился. Замолкли оба, понимая про себя каждый свое. В тот момент дверь в большую гридницу отворилась, и вошел воин редкой стати в дорогом одеянии. Косая сажень в плечах, глазами и волосами черен. А бороды и усов нет! Лик смуглый, спокойный, отчужденный вроде как, но по всему видно — к такому просто не подойдешь, вопроса не задашь. Бо ярый!*