— А Робер? Возможно, он тот тип мужчины, с которым вы стали бы обсуждать такие вещи? — спросил он строго.
— Робер? — Она не смогла сразу припомнить имя, поскольку начисто забыла своего нового знакомого.
— Там, на вечеринке у Лавалей, передо мной была еще одна Элизабет, — сказал он резко. — Вы смеялись с ним, смотрели на него так… — Он остановился и, сделав глубокий вдох, продолжил: — Таким взглядом, какого я никогда не видел у вас прежде.
— Робер был забавным, вот и все. — Элизабет никак не могла до конца поверить в реальность происходящего. Каким-то образом она оказалась в доме мужчины, с которым встретилась лишь несколько дней назад. К тому же все происходило глубокой ночью, и, что было хуже всего, он ожидал, что она откроет перед ним свою душу!
Паника охватила ее. Очевидно, она представляет для него своего рода вызов — тем более Филипп сам дал это понять, — но было также совершенно ясно, что любая брешь в ее самозащите приведет к любовной связи — знойной, но быстротечной. И эта связь закончится тогда, когда ей нужно будет уезжать. Он, без сомнения, даст ей отставку и вернется в цепкие руки Мирей, а она… она будет раздавлена и опустошена.
Но этому не бывать! Конечно, нет, твердила она себе. Не бывать, потому что она не допустит этого. Ей решать. Большинство мужчин обычно берут то, что им предлагают, поэтому она не должна предлагать. Все очень просто.
— Элизабет…
— Вы привезли меня сюда, чтобы показать ваш дом. — Теперь ей не нужно было изображать холодность. — Ну, так показывайте.
Пока она говорила, Филипп преодолел разделявшее их пространство, поднял ее на руки и принялся яростно, уже не сдерживая себя, целовать. И, как прежде, несмотря на все страхи, панику, тревогу о возможных последствиях, она не могла удержаться и не ответить на его поцелуи. Элизабет не понимала, что случилось, когда он к ней прикоснулся. Этого безумного томления, поднимавшегося из самых глубин ее естества, не было даже с Джоном, но теперь оно становилось таким сладостным и могучим, что противостоять ему не было сил.
— Ты красивая — до чего же ты красивая… — Его голос был хриплым и тихим, а дрожь, которая охватила ее тело, казалось, передается ему. — Я хочу тебя… очень. Если мы пойдем наверх… — Он запнулся, когда увидел, как сильно покраснело ее лицо. — Похоже, это не очень хорошая идея. Но нам не стоит обсуждать ее, потому что тогда мы подеремся — не так ли?
Элизабет заметила веселую искру в карих глазах, хотя вначале казалось, что он хмурится, и одарила его негодующим взглядом.
— О, опять этот взгляд! Мы должны будем повлиять на него. Ну а что теперь? Теперь мы поплаваем! Мне пришлось прибегнуть к маленькой уловке. Я спросил Джулию, любите ли вы воду, и она заверила, что вы плаваете как золотая рыбка. Мой бассейн большой и теплый.
Этот разговор мог лишь привести мысли Элизабет в полный беспорядок. Его любовные домогательства заставили ее тело дрожать как осиновый лист, а он опять был хладнокровным, веселым и циничным светским мужчиной, и это ранило ее гораздо больше, чем могло бы. Все выглядело так, как она подозревала, — не более чем мимолетная игра, небольшое развлечение в его деловой жизни.
Они долго и напряженно смотрели друг на друга, не произнося ни слова, а затем она выдавила из себя:
— У меня нет купальника.
— Это не проблема. Я не нуждаюсь в таких пустяках у себя дома.
— Не нуждаетесь?.. — Элизабет представила себе его смуглое, великолепно сложенное тело, и ее лицо вспыхнуло. — Ну а я нуждаюсь, — сказала она резко.
— Ох уж вы, англичане… — Он укоризненно покачал головой. — Такие консервативные, такие стыдливые в отношении того, что дано природой. Но, как вы уже слышали, моя маленькая сирена, я не стыжусь того, чем наградил меня Бог. Иначе вы не будете столь близки к природе и свободны в водной стихии. Удивительное ощущение, когда плаваешь без стесняющей тебя одежды. Вы никогда не пробовали?
— Нет, никогда. — Она произнесла это с нажимом и искривила губы в мрачной усмешке.
— Тогда, я уверен, ваши прелести будут достаточно скрыты от глаз теннисной майкой, она будет вам до колен. Годится?
— Мне не хочется плавать, — сказала она упрямо.
— Но вы должны. Я хочу, чтобы вы это сделали, — и добавил: — Пожалуйста, Элизабет!
Ее сопротивление было сломлено скорее не его словами, а тем тоном, которым он произнес их. Филипп говорил о многоликости ее натуры, но теперь она тоже могла видеть иную грань его характера. Он предстал перед ней трогательно, почти по-мальчишески смущенным, что никак не вязалось с его внушительным ростом и могучей мускулатурой. Это убеждало больше слов, и она уже не могла сопротивляться.