Бетти сделала вдох, прежде чем погрузиться в воду, и почти сразу же испуганно вскрикнула, когда голова Филиппа высунулась из воды рядом с ней. В следующий момент он привлек ее к себе и стал жадно целовать.
— Вы же были на другом конце бассейна, — жалобно пролепетала она, а затем все дальнейшие мысли вылетели у нее из головы, когда она, ощутив его тело рядом, поняла, что на нем, в отличие от нее, нет никакой одежды.
— Вы смотритесь великолепно. — Его глаза сияли как алмазы, отражая розовые и золотые огни, а лицо казалось каким-то чужим и незнакомым. — Почему вы не решились сразу войти в воду?
— Вы наблюдали за мной? — Элизабет думала, что он был полностью поглощен плаванием и не заметил ее в тени здания, когда она любовалась его стремительными движениями.
— Все время, — сказал он хрипло. — Мне нравится наблюдать за вами.
Она чувствовала, что его тело говорит больше, чем слова, и радовалась охлаждающему действию воды на свою кожу.
А затем он отпустил ее и поплыл к дальнему концу бассейна, продвигая свое тело вперед мощными, размеренными толчками. Остановившись на полпути, он поднял руку и крикнул:
— Покажите, как плавают златовласые искусительницы!
Элизабет плавала хорошо, и теперь продемонстрировала все, на что была способна, двигаясь в воде с такой грацией, что ее тело казалось почти невесомым. Она знала, что Филипп плывет рядом, но не оборачивалась и не останавливалась, пока не достигла дальнего края бассейна, где возле гладкой мраморной стенки резким движением головы разметала свои волосы, прежде собранные в пучок на затылке.
— Я потрясен. — Он тронул упрямый завиток, который упал на ее лоб. — Вы плаваете, как мужчина.
— Вы полагаете, что это комплимент? — спросила Элизабет с насмешливой серьезностью.
Он закрыл глаза на секунду, а когда открыл их, они лучились беззвучным смехом:
— Я действительно не думаю, что мог бы сказать больше этого, — мое самомнение полностью повержено.
— Ну и денек! — Теперь она от души смеялась. И следующие полчаса, когда они плавали, ныряли и наслаждались ощущением свободы, которую получает тело в воде, Элизабет почти забыла о том, что должна быть настороже с этим мужчиной, — почти, но не совсем.
— Кофе? — Она уже начинала дрожать, и Филипп, заметив это, выбрался из бассейна и с полным пренебрежением к своей наготе, встав у кромки воды, протянул ей руку.
Элизабет попыталась сконцентрировать внимание на верхней части его тела, но это было трудно. Казалось, что глаза не желают смотреть туда, куда им велят. Она вдруг ощутила себя озорной маленькой школьницей, которая подглядывает за взрослыми. Что за нелепость! Но вид этого большого мужского тела творил что-то непонятное с ее гормонами, порождавшими мягкую, влажную теплоту в глубине ее женского естества и заставлявшими сердце биться неровными толчками.
Филипп вытянул ее из бассейна, даже не напрягаясь, и потом она стояла перед ним, дрожа всем телом, — не только от холода.
— Чем больше я на вас смотрю, тем больше вас желаю, — сказал он тихо. — Вы околдовали меня, моя холодная маленькая англичанка, которая превращается в огонь в моих руках.
Во рту у нее пересохло, а сердце застучало, словно кузнечный молот. Осознание превосходства его мужской силы над ее женской слабостью было и угрожающим и волнующим, делая ее беспомощной, испуганной и очарованной одновременно.
— Мне неприятна мысль, что другие мужчины дотрагивались до вас, целовали, — продолжал Филипп хрипло. — Вы понимаете меня? Я никогда не испытывал того, что чувствую сейчас, и мне это не нравится, но я ничего не могу с собой поделать.
Он имел в виду Джона. И вдруг ненавистное имя обернулось спасительным талисманом, способным сдержать чувство, которое было совершенно новым для нее, — свирепое, всепоглощающее, примитивное желание и что-то еще смутное, не поддающееся определению.
— Вы имеете в виду моего мужа? — спросила она, делая нажим на каждом слове.
— Вашего покойного мужа, — поправил он мягко, задетый ее тоном. — Он умер, Элизабет. Умер. Что бы вас ни соединяло, каким бы хорошим это ни было, все ушло.
— Я знаю. — Она отшатнулась от него, так как жестокость его слов отозвалась в ней душевной болью.
— Нет, я не думаю, что вы знаете. Вы не можете жить воспоминаниями, разве вы еще не поняли это? Я не предлагаю вам забыть любимого человека — вряд ли такое возможно, — но вы должны согласиться, что ничего уже не вернешь.
— Оставьте меня! — Она думала, что сможет использовать Джона как защиту против домогательств Филиппа, но теперь поняла, что ошиблась.