— Ты знаешь — мне было хорошо тогда.
— А я был очень сдержан с тобой, разве не так? Вежливый поцелуй при расставании и никаких вольностей. Я и сам не мог поверить, что способен на подобное. Будто в тридцать шесть лет я перестал быть Филиппом де Сенрэ! — В его голосе прозвучала мягкая самоирония, но можно было почувствовать и нотку досады. — Поэтому я решил, что сделанное однажды может быть повторено вновь. Я могу быть терпеливым — у меня нет выбора, черт возьми! Я бы ждал, пока ты не приедешь навестить Джулию, и тогда продолжил бы постепенно, шаг за шагом, завоевывать тебя, пока не победил бы. Казалось, это так просто.
— Филипп!..
— Но ты крепкий орешек. — Он смотрел на нее с вызовом. — Что во мне такого, из-за чего ты меня так ненавидишь?
— Я не испытываю к тебе ненависти. — Ее сердце стучало как барабан.
— Ты всегда так обращаешься с людьми, которых любишь?
Она была избавлена от необходимости отвечать на эту колкость, так как машина въехала во двор дома Филиппа.
В гостиной он повернулся и скользнул взглядом по ее хрупкой фигуре.
— А ты похудела. — Он стал внимательно ее разглядывать. — Почему? Ты и так была слишком худая.
Сочувственный взгляд и слова Филиппа чуть не вызвали у нее слезы, которые она и без того с трудом сдерживала. Этот прелестный фермерский дом она уже не чаяла увидеть вновь.
— А ты в полном порядке, я полагаю?
— Уж куда как в порядке. — Филипп улыбнулся, но она была просто не в состоянии улыбнуться ему в ответ.
— В больнице, в то утро, когда родилась Патриция, ты был отвратителен, — заявила она напрямик. — Совершенно отвратителен.
— Я просто оцепенел, — признался Филипп, медленно покачав головой. — Тебе трудно это представить? Думаешь, что я человек из камня? Так вот, могу тебя заверить, Элизабет, что я был потрясен, когда увидел тебя в комнате. Я жаждал заключить тебя в объятия, излить свою любовь и добиться твоей взаимности любой ценой. Другая, разумная, часть моего существа подсказывала, что я должен следовать избранному пути и продвигаться по нему медленно и осторожно. — На минуту он замолчал, а потом продолжил: — А, черт, я мог бы говорить так всю ночь, но нам это не поможет. Первый раз в жизни я потерял почву под ногами и не знал, как с этим справиться… Я предполагал быть в Марселе в первой половине дня. Эту деловую встречу я не мог пропустить. Я оставил номер телефона своего отеля в письме, где просил тебя позвонить мне.
— Я не знала.
— А если б знала, то позвонила бы? — спросил он тихо, глядя ей прямо в глаза. — Ответь, Элизабет.
— Не знаю… — Отступив на шаг, она села в одно из больших кресел. — Я думала…
— Я знаю, что ты думала, — сказал Филипп сухо, продолжая смотреть на ее поникшую голову, на светлые волосы, отливавшие золотом. — В тот день, когда я покидал Нью-Йорк, ты ясно дала понять, к какого сорта мужчинам ты меня причисляешь. Но я надеялся, что, оставив свои подозрения относительно Мирей, ты сможешь осознать, что была не права в остальном. Мирей — красивая, чувственная женщина… и крайне избалованная, тщеславная, раздражительная, эгоистичная, мелкая… Нужно ли продолжать? — спросил он с сарказмом.
— Но ты был так приветлив с нею, — робко возразила она.
— Элизабет, она дочь лучших друзей моих родителей, — объяснил он терпеливо. — Что, по-твоему, я должен был делать? Плюнуть ей в глаза? Ее мать в течение ряда лет пытается поженить нас, но Мирей хорошо знает, как я смотрю на это. Я часто ставлю ее на место — ей нужен кто-то, чтобы держать ее в узде. Мирей привыкла видеть мужчин у своих ног, и тот факт, что один из них оказался невосприимчив к ее чарам, должно быть, сводит ее с ума.
— Ты когда-нибудь приглашал ее провести с тобой время? — спросила Элизабет, чувствуя необходимость задать наболевший вопрос.
— Несколько раз, когда она была моложе и немного помягче характером, — ответил он небрежно. — Вечеринки с общими друзьями и тому подобное. Но я никогда не получал удовольствия от ее компании. — Теперь он смотрел ей прямо в глаза. — Это правда, Элизабет. Между нами никогда не было иных отношений, кроме дружеских. Я знаю этот тип женщин, красивых и избалованных, каждая из которых считает себя центром Вселенной. Я не ангел и никогда не пытался им казаться. Но с Мирей? Нет. Ничего такого не было и в помине.
— Я вижу. — Элизабет смотрела на смуглое лицо Филиппа, которое было так близко от нее, и чувствовала в душе сумятицу. Она почти уже верила ему и теперь знала, что он не относится к тем мужчинам, которые способны делить свою любовь между двумя, но… Но это не означало, что та женщина, которую он безраздельно любит сейчас, будет последней в его жизни и не уступит место другим в длинной череде любовных увлечений. В конце концов, он устанет от нее — и тогда… Что будет тогда, Элизабет даже думать не хотелось.