— Могу я спросить, как долго пробуду у вас в гостях?
— Пока ваш отец не выполнит обещание. Думаю, недели две или около.
Ледовский не улыбался, не пытался казаться суровым или, напротив, милашкой, угождающим даме. И мне это тоже понравилось. Люблю, когда всё ясно и прозрачно.
Он похититель, а я жертва. Холодной вежливости между нами более чем достаточно.
— Можно мне дать в комнату хотя бы книгу? Я с ума сойду за эти две недели!
Я попросила об этом робко, потому что боялась отказа. Телевизор в комнате был, но я никогда не любила его смотреть, да и пульта не нашла.
Хотела было понять, в какой стране нахожусь, думала пощёлкать каналами, а тут облом. Почему-то я была уверена, что мы сейчас не в России.
— Хорошо, что именно вы предпочитаете? — в колючих глазах Ледовского промелькнуло удивление, и тут же оно сменилось на настороженность. — Подумайте и скажите Варваре, она будет вашей личной горничной, пока вы гостите у меня. Можете смотреть телевизор, но выходить из комнаты вам запрещено. Это ясно?
Я кивнула.
— А теперь нас ждёт ужин. Вы не против?
Вопрос был риторическим, даже задан вроде бы со всем вниманием, однако тоном, не терпящим возражения.
— Платье вам идёт. Милана, как обычно, угадала с размером.
Он смотрел на меня оценивающе, но не как на женщину, скорее как на манекен. Вещь, одетую соответственно техническому заданию.
А я молчала и смотрела на маленький пузатый круглый столик между нами. Мне одновременно хотелось посмотреть противнику в глаза, чтобы показать, что я не так уж и боюсь, и попросить отпустить меня. Но понимала, что мы играем в разных лигах, и что мы не противники, а палач и его жертва.
И мои потуги на желание быть сильной и независимой тирана только позабавят. Не стоит выглядеть смешно.
По крайней мере, не в его глазах.
— Вы не хотите спросить, где мы находимся?
Ледовский поднялся, давая понять, что разговор будет продолжен в столовой, где, как он подчеркнул, уже, должно быть, накрыто.
— В вашем доме.
— Верно? Но где именно?
В дверь он пропустил меня первой, а я, помня о том, откуда пошла эта традиция, улыбнулась.
— Что вас рассмешило, Елизавета Евгеньевна?
Раздражение в голосе от меня не укрылось. Злить такого мужчину, как Ледовский, было опасно. Это как к тигру с больным зубом приближаться. Ты знаешь, что не желаешь ему худого, он — нет.
И знать не желает.
И как только Ледовский рассмотрел мою улыбку, если я повернулась к нему спиной? И почувствовала, что он оценивает меня.
— Я вспомнила, что обычай пропускать женщину вперёд возник в пещерные времена. Потому что пещеры редко бывали не заняты дикими зверями, а потеря женщины для племени не настолько велика, как уход добытчика-охотника.
Я обернулась и произнесла всё это спокойным тоном, молясь, чтобы Ледовский не воспринял моё объяснение, как намёк на его скудоумие.
Отец всегда говорил, что я слишком умна и не желаю этого скрывать. Я и сама понимала, что мужчины таких всезнаек не жалуют, поэтому старалась порвать отношения раньше, чем это сделали бы они.
Так я и осталась к двадцати двум годам девственницей. О чём ни разу не пожалела. До сегодняшнего дня.
Одноглазый кот дома у меня уже был, из тех, кого принесли на усыпление, потому что не смогли спасти нагноившийся глаз.
А что если ко мне применят насилие? Эта мысль заставила похолодеть и сжать зубы.
— Я слышал что-то такое, но пещерные времена давно прошли, не так ли? Мы стали более цивилизованы.
«Да, только по-прежнему похищаем женщин, чтобы наказать их отцов», — подумала я, но вслух этого не сказала. У любой дерзости есть границы.
— Так вам совсем неинтересно, где мы находимся? — повторил вопрос Ледовский, когда мы сели за стол в одинокой и слишком просторной для двоих столовой всё в том же викторианском стиле.
На секунду я представила, что попала в роман, и сейчас за высоким окном, открывающимся на сад, девятнадцатый век, а мой похититель — настоящий джентльмен. Такой не позволит себе обидеть даму.
Сразу стало легче.
— Я боялась спрашивать. Не хочется нарваться на грубость.
И снова честный ответ смягчил мужчину. Он хотел казаться галантным, но сдержанным. Человеком, которому не было нужды сыпать угрозами.
Однако, иллюзий я не строила. Этот ужин был вовсе не данью вежливости или попыткой извиниться за похищение. Мужчина, сидящий во главе стола по левую руку от меня, хотел проверить, что мне известно о делах отца.