Всё-таки сделала глоток, выпрямила спину ещё больше и посмотрела мне в лицо.
— А что, если я скажу «нет»?
— Не скажешь.
Я улыбнулся, понимая, что сейчас мне попытаются доказать обратное. Иногда игра с людьми начинала утомлять меня: я будто знал их ответы до того, как те их произнесли.
— Не скажу. Мне кажется, я попала в зависимость от тебя, — грустно улыбнулась она, и на миг вывела меня из привычной колеи. Выбила вожжи из руки, которыми, как казалось, я управлял.
— Но скажи, твой интерес, хотя бы частично, связан с моим отцом? Я слышала, он сильно обидел тебя.
— Если быть точным, почти уничтожил. Он довёл моего отца до самоубийства.
Иногда следует говорить часть правды, чтобы вызвать доверие. Тем более эту информацию она и так может легко узнать. Если уже не узнала, она вполне может проверять меня?
Услышав мои слова, она побледнела, закусила нижнюю губу и снова опустила глаза.
— Мне жаль, я не знаю, что больше сказать. Я не знала.
И снова подняла глаза. Они у неё были притягательно-волшебными: влажными, как у молоденькой дикой лани, взгляд пристальный, чуть испуганный, но иногда в глубине темноты её радужек вспыхивал огонёк. Сначала он был похож на маленький трепетный огонёк свечи или спички, дрожащий от испуга, что появился на свет, но вскоре Лиза Вяземская преображалась в сирену, которая могла увлечь почти любого мужчину.
Заставить его оступиться, забыть о долге, о цепях, приковывавших к суше, и уйти в море, в шторм, на верную гибель. Ни разу в ней не сомневаясь, ни разу не жалея о том.
Мы молчали. Собака пыталась лизнуть мне руку, я погладил Самсона и велел ей вывести его.
Лиза хотела что-то сказать, возразить, сумничать, но поймала мой взгляд и подчинилась.
— Иди ко мне! Потом будешь возражать!
Я всё так же сидел на диване в вальяжной позе. И мне хотелось, чтобы сегодня она взяла инициативу на себя.
Опустилась на колени, расстегнула ремень моих брюк, заглядывая в глаза.
Лиза медленно закрыла дверь и не спешила поворачиваться. Я не мешал, хотя с каждой минутой чувствовал, как наливается мой член, как я хочу, чтобы она подчинилась немедленно. Чтобы не томила, не заставляла её упрашивать.
— Не играй со мной, Лиза. Я умею быть жестоким.
— Убьёшь меня? — выдохнула она со смешком, не отрывая лба от двери.
Не смотрела на меня, не заискивала, боялась.
— Надо будет — убью, — почти ласково произнёс я, встав у ней за спиной и обняв за талию.
Она напряглась и шумно вздохнула.
— Вот и не проверяй никогда, — шепнул я ей в ухо, покусывая мочку.
Лиза вся была для меня сладкой. Помадкой, которую так приятно слизывать, не боясь, что когда-то затошнит от приторности. На языке раскрывалась горечь и перчинка, слабая, но достаточная, чтобы хотеть облизать её всю с головы до ног.
На этот раз не пришлось ничего говорить.
Она сама повернулась, приняла мои поцелуи, взъерошивая мои волосы, а потом выскользнула рыбкой из объятий, опустившись на колени.
Минет она делала неумело, но старательно, методично. Наверное, изучала соответствующую литературу, время от времени поднимала глаза на меня, смотря за реакцией, а я охуевал в прямом и переносном смысле.
Она была моей рабыней, моим лучшим приобретением, и она ничего не просила взамен. Верный признак — она отберёт у меня всё. Со временем.
Я обхватил её голову руками и с лёгкой силой принялся насаживать её блядский рот на свой член, но и здесь не встретил протеста. Она гладила мои пальцы, державшие её голову, её ловкие маленькие ручки переходили на мои ягодицы, и она впивалась в них ногтями, намерено оставляя следы.
Я почувствовал, что сейчас кончу, что почти достиг пика, но мне не хотелось, чтобы всё закончилось её победой.
Я отстранил её голову, запрокинул её, чтобы наши взгляды встретились.
И снова мы поняли друг друга без слов. Почти.
— Хочешь меня?
— Хочу.
— Скажи это громче. Ну же!
— Хочу! Хочу! Только тебя! Ты знаешь…
— Знаю.
Я взял её на том же самом диване, где мы недавно сидели, где мы вели глупые разговоры, хотя могли заниматься приятным делом. Женщины любят глупые разговоры.
И глупые обещания.
— Я никому тебя не отдам, — выдохнул я и кончил в её тугое, узкое влагалище. И она кончила вслед за мной, и в этот миг я почти не врал ей. — Никто к тебе не прикоснётся.
— Никто, — вторила она и целовала меня в шею, а я её в губы, которые пахли нами обоими.