— Дольше двух недель это дело не продлится. Вяземский отдаст документы, дочь у него единственная.
— И красивая, — протянула Милана и обвила мою шею руками. Уткнулась в шею, еле касаясь губами. — В твоём вкусе. Но я красивее.
Провокация. Скажу, что нет, Лиза некрасива, поймёт, что вру, подтвержу — затаит обиду. Милана умела мстить, делала это почти ювелирно.
Мы сблизились на почве возмездия её мужу. Я помог Милане стать собой. И вдовой.
От неё пахло гвоздикой и жасмином. Миррой и ладаном. Я любил этот её запах, дурманящий и одновременно приводящий в чувство.
— Это неважно, Корица, — прошептал я, подсаживая ей на стол. — Думай о деле и о нас. Не о ней.
— И ты не думай о ней, — Милана обхватила мою голову руками и с мольбой посмотрела в глаза. На миг она стала хрупкой и ранимой, почти стеклянной, как в тот миг, когда пришла ко мне за помощью. Много лет назад. — Пожалуйста!
Даже голос дрогнул. Я бы поверил, но давно не верю никому. Даже ей.
Больше мы не разговаривали. Диалог получался бессмысленным, значит, и не стоило терять на него время.
Я с силой ворвался в её рот, смял губы, размазывая алую помаду, и поймал себя на мысли, что хочу услышать запах той, посторонней.
Как она будет принимать мои поцелуи?
Алиса, попавшая в моё Зазеркалье, из которого не все выбираются обратно.
Милана откинулась на вытянутых руках и отдалась мне со страстью, слишком некрасивой, чтобы быть театральной. Я трахал её энергично и жёстко, как она всегда любила, Милана была узкой и влажной, податливой как воск. Мы с ней идеально подходили физически.
Она текла, стоило моему члену прикоснуться к ней, насаживалась на него, кричала и царапалась, обзывала меня, награждая пощёчинами.
И насаживалась на мой член, обхватив меня ногами.
Кончил сразу после неё, после того как она выкрикнула моё имя. Слишком громко, чтобы было слышно снаружи.
Она решила меня переиграть.
— Ты уезжаешь на неделю. В Рио-де-Жанейро сейчас прекрасная погода, — сказал я ей, когда мы оделись.
И отвернулся к окну, чтобы снова закурить.
— Думаешь, тебе хватит недели? — шикнула она, но я понял: сейчас заплачет. По-настоящему.
Если бы я оглянулся, то увидел бы, как дрожат её руки и губы, как она торопливо застёгивает верхнюю пуговицу идеально белой рубашки.
— Тогда на десять дней. Получи у Виктора билеты и карточку на расходы.
— Зачем ты так со мной? — теперь Милана взяла себя в руки и попыталась думать головой, а не тем, что между ног. — Я всегда была предана тебе.
Она подошла и прижалась к моей спине. Я погладил её по холёной руке и мягко высвободился.
— Это дело много для меня значит, Милана. Если испортишь что-либо из-за глупой ревности, я не забуду тебе этого. Приятного отдыха!
И, застегнув ворот её рубашки, избегая смотреть в заплаканные глаза, и вышел, махнув на прощание.
Теперь меня ждала другая встреча. И другой разговор.
2.1
— Вы не против прогуляться по саду сегодня вечером? Часов в девять? — спросил хозяин, вернувшийся в тот момент, когда я сидела на диване в просторном холле и игралась с Самсоном.
С детства я легко находила общий язык с животными, а с собаками в особенности. Отец никогда не разрешал заводить животных дома, хотя мы не жили в стеснённых условиях.
Поэтому и мой выбор профессии он не одобрил. Но здесь у меня уже была возможность настоять на своём.
— Не против, конечно, — ответила я вполне серьёзно, но так, чтобы хозяин не подумал, что я чем-то недовольна.
Условия у меня довольно вольготные, могли быть гораздо хуже, вот и не следует искушать судьбу.
Не стоит строить из себя обиженную, да и противостоять приказам хозяина дома я бы не посмела: ноги сами несли туда, куда он прикажет. Было в его голосе, обычном, с лёгкой хрипотцой что-то такое мощное, первобытное.
Если бы он жил в древние времена, мог бы быть жрецом. Не вождём, потому что ему не надо завоёвывать любовь, доказывать силу, а жрецом — проводником суровой воли Небес.
— В комнате вас будет ждать более удобная для прогулки одежда, — бросил он, и я покраснела, будто меня поймали на неприличной мысли.
К счастью, Ледовский вряд ли обратил на это внимание. Тихонько свистнув псу, он скрылся в недрах просторного дома. Самсон, виляя хвостом, засеменил вслед хозяину.
Я же осталась сидеть на диване, сложив руки на коленях и не имея в голове ни единой мысли. Слишком много мне удивляют внимания. Нехорошо это, чует моё сердце.