мет женщину, как женщина! В том числе и в постели. -Постой, но ты же замужем, или была замужем? Ребенок же у тебя есть, - не мог до конца понять Толик. -Да, была. Да есть. И моя доченька - это самое дорогое, что у меня есть! Она - моя жизнь, она - мое счастье! -Ну, стало быть, ты можешь с мужчиной-то? -Мочь и хотеть - это разные вещи. Я и сейчас хочу мужчину. Я люблю, когда рядом со мной красивый парень - вот такой, как ты. Но, только одетый. Любой раздетый мужик - урод! Толик почти протрезвел от таких откровений и во все глаза смотрел на Наталью, как бы видя ее впервые. -У нас с моей любимой одних поцелуев на полтора часа, - продолжала та, - И все от души. А мой муженек бывший? Да он просто использовал меня! Я не чувствовала с ним того, что чувствую с Олей! А если уж, как на духу, то просто терпела. Даже нашла себе потом облегчение - нащупала у него чувствительную точку промеж мудей. Нажмешь - и готово дело, чтоб долго не мучиться. А заводила себя сама, думая совсем о другом. Исполняла, так сказать, свой супружеский долг. Наталья расхохоталась и разлила последнюю водку: -Давай, выпьем за счастье. Чтобы все люди были счастливы, и у каждого для этого было то, что ему нужно. И чтоб ни одно сиволапое, поганое, тупое рыло не лезло к тебе под одеяло! За это Толик выпил с удовольствием. -Мне кажется, все-таки, что ты не права, - заговорил он, запив соком, - Ты разочаровалась в муже и обобщаешь. А это, может быть, всего лишь патология частного случая. Прикинь сама для себя, как можно объективнее - ты вообще-то любила его? Может, это закономерная расплата за то, что ты создала семью не любя? Да еще, может быть, и вопреки своей природе, чтобы было все, как у всех. Наталья посмотрела на него долгим пристальным взглядом: -Слушай, а ты не врешь? - вдруг спросила она, - Тебе, правда, девятнадцать? -Паспорт показать? -Мне двадцать шесть, но я общаюсь с тобой абсолютно на равных. Больше того - чувствую в тебе умудренного человека. Я не понимаю, как это может быть? У меня такое впервые. Жизнь тебя, что ли, так причесала? -Ну, если это можно так назвать... И Толик рассказал ей все. Рассказал начистоту, не забыв изложить все самые интимные подробности отношений с Игорем Андреевичем. Наталья приняла все близко к сердцу. Толик даже заметил, что у нее слегка повлажнели глаза. -Да... - протянула она, - Бедный, бедный твой учитель. Ты знаешь, я ненавижу педофилов. Как представлю, что к моей дочке такой притронется, меня трясти начинает, но твой случай... Как, все-таки, в жизни все не похоже одно на другое. Хотя, если тебе тогда четырнадцать было, его упрекнуть не в чем - в этом возрасте ребенок уже способен разобраться в своей природе, а он тебя не насиловал и не соблазнял. Даже, если все было так, как ты рассказал, это ты скорее подвиг его на близость, учитывая его природу... -Выходит, каждому надо жить в согласии со своей природой и не делать ошибок. Распознать только бывает трудно - где подлинное, а где наносное. А критерием, мне кажется, может быть только одно - любовь. Любовь, а не страсть, побуждающая использовать других. И если я сейчас живу страстью, то я отдаю себе в этом отчет. Я и сам не считаю ничего для себя важным, и не обнадеживаю других. Так что - ты не обобщай. Любая женщина, любой мужчина... Эти чувства у каждого индивидуальны, я уверен. -Значит, все-таки надеешься встретить ее, любовь-то? - чуть насмешливо, но глядя при этом серьезными глазами, спросила Наталья. -Я не хочу об этом думать, - слегка поморщившись, ответил Толик, - Это не зависит от моих надежд. А если все-таки суждено, то я это почувствую, когда встречу такого человека. -Почувствуешь - что? -Не знаю. Хотя бы то, что для меня это серьезно. Он вышел от Натальи уже затемно и всю дорогу до дома размышлял о ее судьбе. У него остался смутный осадок от встречи. Приятно было только то, что он впервые открылся во всем другому человеку и оказался понятым. Это уничтожило у него остатки сомнений в своей природе. Толик обрел твердую уверенность, что с этим надо жить. Они продолжали встречаться с Натальей. Ходили в кино, в театры, обсуждали увиденное, спорили, но встреч, подобных той, больше не устраивали и никогда не задавали друг другу вопросов, касающихся личной жизни. И вот сейчас Толик решил позвонить ей. Его не смущало, что уже ночь. У них была договоренность, что звонить можно до двух часов - оба были «совы» и ложились поздно. Смущало лишь, как она отнесется к такому экстравагантному предложению, что пришло ему сейчас в голову. -Да, я слушаю, - послышалось в трубке. -Привет, - сказал Толик, - Ты одна? -С каких пор тебя это стало волновать, строгий юноша? Наталья явно была шокирована вопросом. -Извини. Я позвонил тебе потому, что только ты можешь мне помочь. Если нет, скажи прямо, я не обижусь... -А покороче можно? - перебила та. -Мне нужно переспать ночь с одним человеком. Кроме тебя, меня никто не поймет, а маму я травмировать не хочу. В трубке возникло затянувшееся молчание, и Толик уже хотел извиниться и попрощаться, но Наталья неожиданно подала голос: -Для тебя это серьезно? -Да, - почему-то уверенно ответил Толик, хотя его чувства пребывали в полном смятении. -Вы далеко? -Через пятнадцать минут можем придти. -Подгребайте, - последовал ответ после непродолжительной паузы, но по интонации нельзя было понять, что их ждет - ночлег или жестокая отповедь. Толик поблагодарил и вернулся к Гене. -Пошли, - сказал он. Гена ничего не спросил и пошел рядом. Всю дорогу они молчали. Они вообще не сказали друг другу ни слова после того поцелуя. Вот и знакомый дом... Наталья впустила их в прихожую, осмотрела обоих с ног до головы и встала, уперев руки в бока. -Раздевайтесь, - последовала команда. Ребята послушно сняли обувь и верхнюю одежду. -Вот что, красивые юноши, - проговорила Наталья отстраненным голосом, - Сегодня я вас принимаю, но вид на жительство открывать не собираюсь. Она сделала шаг назад, пропуская их в комнату, где был уже раскинут диван, застеленный чистым бельем. -Сексодром, - с теми же интонациями возвестила Наталья, указывая на него взглядом, - К постели дочки не подходить ближе, чем на метр. В комнате ни к чему не прикасаться. Шмотьё свое сложите на кресло. Чай, кофе, сахар - на кухне, на столе. Полотенце - на двери в ванной. Курить на кухне в форточку при закрытой двери. Не шуметь и не стонать. В восемь утра - уё. Бывайте здоровы. Проговорив все это на одном дыхании, четко обособляя фразы, кроме двух последних, она развернулась и вышла. Громко щелкнула задвижка двери другой комнаты. Ребята переглянулись. -Кто такая? - тихо спросил Гена. -Тебе не все равно? - так же тихо отозвался Толик, - Первый в душ пойдешь? Гена, ничего не ответив, начал медленно раздеваться, кидая вещи на указанное Натальей кресло. Джинсы, свитер, футболка... Он, не присаживаясь, стащил, попеременно поднимая ноги, носки и снял трусы, оставшись абсолютно голым. Он делал это, не отводя взгляда от лица Толика, и тот содрогнулся от нежности в его черных блестящих глазах. Казалось, она сейчас разорвет оболочки. Толик тоже начал медленно раздеваться, а Гена стоял голышом и продолжал так смотреть. Вот они оказались голыми уже оба, и заключив друг друга в крепкие объятия, повалились на диван. Толик никогда не думал, что такое удовольствие могут доставлять ласки. Не пытаясь овладеть друг другом, они просто ласкались, извиваясь, как ужи, и принимая самые немыслимые позы. Их объятия были то нежными, то сильными, до хруста в позвоночнике. Одни приходили на смену другим по какому-то внутреннему порыву, и всегда находили взаимный отклик. Они ласкали друг друга во всех местах пальцами, губами, языком, а несвежесть немытых тел почему-то не отвращала. Толик воспринимал соль на губах и запахи Гены, как свои собственные и ему не было неприятно. Он хотел их вдыхать. Ему даже почудился в волосах Гены запах тоннеля метро, и в памяти возникло его лицо между вагонами состава. «Дебил», - подумал он тогда. Сейчас Толик хотел слиться каждой клеточкой своего тела с телом этого дебила. Он вспоминал его голышом в вагоне и млел от его безбашенного озорства. Он вспоминал сказанные им у метро обидные слова, а вместо обиды почему-то приходило то самое чувство, что всегда появлялось в самый неподходящий момент... Несколько раз их губы сливались в поцелуе и он опять длился целую вечность. Вожделенный момент настал у обоих неожиданно и почти одновременно, во время этих ласк. Они долго лежали рядом, уставившись в ярко освещенный потолок, лишь ощущая присутствие друг друга, и им не хотелось выходить из этого состояния. У Толика так раньше не было ни с кем. Этот сумасбродный парень что-то перевернул в нем самом, и он не знал - что? И что будет дальше? Наконец, оба, не сговариваясь, зашевелились и так же молча отправились в ванную. Но, лишь только они встали вместе под душ, все повторилось вновь. Они ласкались, прижимаясь под струями теплой воды, ложились, одновременно зарываясь лицом в промежности друг к другу, щекотали языком под мышками, соски, пупки, ушные раковины, ладони, ступни и пальцы ног, пока,