дел своим делом, был факт. Это стало заметно с самой первой тренировки. А вот у Толика дела там пошли из рук вон плохо. И то, чем ему приходилось заниматься, и окружающие люди - все было ему чуждым. Он даже так ни с кем и не подружился за целый месяц, а в единоборствах всегда оказывался побежденным. Толик чувствовал какое-то внутреннее сопротивление тому, что он заставляет себя делать. В самый неподходящий момент приходило опасение причинить противнику сильную боль или, чего доброго, повредить что-то жизненно важное. А самое главное - не было стремления одержать победу, возвысив себя над другим. Тренер долго присматривался к нему, а потом, после очередной тренировки, сказал: -Задержись. Толик равнодушно сел на низкую скамейку возле стенки. -Ты случайно не ошибся дверью? - спросил тренер, присаживаясь рядом, когда они остались одни, - Что тебя привело сюда? -Желание спокойно ходить по улицам, - глядя перед собой, твердо ответил Толик. -Я так и подумал, - сказал тренер, и помолчав немного, продолжил, - Если хочешь, я могу научить тебя нескольким приемам, которые гарантируют тебе в экстремальной ситуации дальнейшее невмешательство противника. А сюда тебе ходить не надо. Толик захотел. И тут все, мешавшее ему, куда-то исчезло. Обозначилась ясно реальная цель. Он вспоминал тех еще, по сути, не начинавших жить мальчишек, способных уже, тем не менее, отнять жизнь у другого, первого встречного, за мобильник и горсть мелочи в кармане, и душа его закипала гневом. Их надо было учить. Учить беспощадно. Учить единственным доступным их пониманию способом - что на их агрессию может найтись другая, еще более сильная и безжалостная. Толик тренировался до фанатизма, до самозабвения, приходя в уже опустевший зал и занимаясь с тренером один на один. Тот, чувствуя такое стремление Толика, тоже забывался, впадая в азарт и выкладываясь в своем мастерстве до конца. Иногда их тренировки затягивались до позднего вечера, и они не замечали, как пролетает время. Ходом дела и результатами были удивлены оба. -Только не забывайся, - сказал ему на прощанье тренер, - Применяй в случае крайней необходимости. -Будьте уверены, - ответил Толик. -Не был бы - не научил бы. Оружие не дают в ненадежные руки. А это оружие. Толик выполнил обещание, хотя дважды за истекший год ему пришлось прибегнуть к этому оружию. Именно, как к оружию - спокойно, расчетливо и хладнокровно. И результат оба раза был стабильный. И теперь Толик опять почувствовал приближение такого момента. Но в те разы он сталкивался один на один, а сейчас было четверо против двоих. А может, и против него одного - бойцовских способностей Гены он не знал... Толик окинул приближающихся оценивающим взглядом. Хоть парни были и рослые, но троим из них, вряд ли было больше восемнадцати. Беспокоил его четвертый - он был постарше на пару лет, походка отличалась твердостью, из-под куртки выглядывала армейская тельняшка, на обшлаге рукава виднелась привязанная Георгиевская ленточка, а по тяжелому взгляду можно было судить, что повидал он много. «Небось, армию прошел, - подумалось Толику, - А может, и руки успел кровью обагрить в какой-нибудь горячей точке». Приблизившись, они загородили им дорогу, окружив полукольцом. Старший стоял позади. -Закурить есть? -Кто такие? Вопросы двоих парней прозвучали почти одновременно. Закурить было у обоих, но Толик прекрасно понимал, что дальнейшие события развернутся вне зависимости от того, дадут они им или нет. -Здешние, - ответил Гена. -Какие это здешние? Парень сгреб в кулак его куртку на груди. -С цыганского края, - сказал Гена, рывком сбрасывая руку. -Х...ли ты п...дишь? - вступил второй, - Я на цыганском всех знаю, тебя что-то не встречал. -Какие они здешние? - глухо проговорил старший, - Москвичи сраные. Мочи. И тут же последовал первый удар. Он был сильным. Удар обрушился на Гену, который не удержался на ногах и повалился навзничь, ударившись затылком об асфальт. Увидев это, Толик сделал несколько молниеносных движений, и парень, ударивший Гену, оказался лежащим рядом с ним. Его невмешательство, выражаясь словами тренера, было гарантировано. Но трое продолжали оставаться на ногах и двое из них разом бросились на Толика. Он упал, но тут же, сдвоенным ударом ног, изо всей силы ударил в живот другого парня. Тот буквально согнулся пополам, и судорожно хватая ртом воздух, стал падать. Толик вскочил на ноги и увидел, что до сих пор наблюдавший все со стороны старший, сделал несколько шагов вперед. Толик понял, что ему сейчас придется лихо, и не ошибся. Этот не шел ни в какое сравнение с другими, и Толик едва успевал парировать сильные поставленные удары. При этом ему еще приходилось вертеться, чтобы контролировать молодого, норовившего обойти его сзади. Толик понял, что долго так не протянет - силы покидали его. Но короткий взгляд на лежащего на земле Гену возбудил в нем приступ жестокой беспощадной ярости. Собрав в кулаки все силы, нервы и, кажется, все, что в нем было, выдержав удар молодого, от которого буквально посыпались из глаз искры, Толик сумел применить ко врагу тот самый коронный прием, которому научил его тренер, и к которому он никогда раньше не прибегал. Парень крякнул и стал медленно оседать на землю. Но и у Толика сил больше не было - он земля уходила у него из-под ног. Он ждал удара от молодого, который окажется сокрушительным, поскольку парировать его уже не мог. Однако, удара не последовало. Тот замер, и полными страха и ужаса глазами смотрел на поверженного парня. Этого не должно было быть. Похоже, вместе с телом сейчас на его глазах оседало на землю нечто другое - значительно большее, что составляло основу его мировоззрения. -Ну, гады, вам не уйти! - крикнул парень срывающимся голосом и побежал по улице. Толик наклонился над пытающимся подняться Геной, протягивая ему руку. -Геннастый, ты цел? Проверь, зубы на месте? Нос не сломан? Потряси головой, не тошнит? -Нормально, - проговорил Гена, ощупав лицо пальцами, - Сотрясение есть, но небольшое, фигня. У тебя - кровь... -Я знаю. Пошли, Геннастый, нам надо сматываться. Он может сейчас вернуться и не один. Я, кажется, ихнего главаря выключил. Они устремились в прилегающую улицу и быстро пошли, держась ближе к заборам и избегая выходить на освещенную часть. Скоро впереди показались знакомые окна пятиэтажек. Никем не замеченные, ребята юркнули в подъезд. -Ой... ой, - как вчера, запричитала Нина, увидев их, - Гена, кто это вас так? -Не нас, а мы, - тяжело проговорил Толик, снимая куртку и морщась от боли. Пока шли, нервное напряжение не давало ее почувствовать, но сейчас он ощутил всего себя каким-то сгустком боли. -Толь, да у тебя кровь хлещет. -Сейчас остановится. Лоб рассекли, ничего страшного. Просто крови много, потому что голова обильно снабжается. -Снимайте с себя все, я постираю. Нина засуетилась, не зная, за что взяться в первую очередь. -Идите в ванную... Гена, я тебе сейчас свинцовую примочку сделаю... Толь, давай я тебе перекисью лицо промою... Из-за двери выглянуло встревоженное лицо Иришки, а из комнаты донесся тоненький Маришкин голосок: -Мама, чево там? Папка задлавшийся плишол? -Нет, нет, это не папка, - заговорила Нина, уводя Иришку в комнату, - Это дядя Гена с дядей Толиком вернулись. -А дядя Гена тоже задлался? -Нет, что ты. Дядя Гена у нас хороший, он не дерется. Спи, дочур. Видишь, Тотося с Тутосей уже спят, и мы сейчас тоже спать ложимся. На кухне, превращенной в полевой лазарет, Нина обрабатывала их ушибы и раны, слушая рассказ о происшедшем. -...Так что, если бы не Толик, мне бы хана, - завершил рассказ Гена. -Говорила же я вам - не ходите. Сами видите, какая у нас тут жизнь. -Это могло быть где угодно, - твердо возразил Толик. -Да неужели же и в Москве так? -Где угодно, - твердо повторил Толик, - Ты думаешь, Москва - это вершина цивилизации? Жизнь другая, а люди одни и те же. -А, глядя на тебя, и не подумаешь, что ты можешь так драться, - уважительно взглянув на него, сказала Нина, - Такой интеллигентный с виду. -С волками жить..., - индифферентно проговорил Толик. Закончив с ранами, Нина вытащила из машины и развесила на веревках под потолком кухни их одежду, и встав в дверях, заговорила, отчеканивая каждую фразу указательным пальцем: -Завтра из дома ни ногой! Дверь никому до моего возвращения не открывать! Маришку я отведу в садик, а у Иришки свой ключ. Еды навалом - лежите, отлеживайтесь! Все! Она повернулась и пошла в маленькую комнату. -Пошли, Толясь, - нежно взглянув на него, сказал Гена. Они погасили везде свет и легли на диван. Едва накрывшись одеялом, Толик почувствовал сильное возбуждение. Перед ним отступила даже боль. Ему захотелось сейчас обнять и прижать к себе Гену, как никогда. И не только это. После того, что произошло, Толику показалось, что он готов сделать все, на что только был способен, чтобы никто никогда не посмел к нему прикоснуться. При этом он отдавал себе отчет, что раньше не испытывал таких чувств ни к одному человеку. Толик протянул руку под одеялом и обнаружил, чт