ерждает, что с ним можно договориться, в отличие от того. Испокон веков дороги на Руси миром строились, но грейдер, хотя бы, он может выделить? Вот так... - Петр Дмитриевич повернул голову к ребятам,- На заслуженный, как говорят, отдых с Розой приехали, а покой нам только снится. Они выпили еще: и за устроение дел, и за гостеприимных хозяев, и за гостей, и за всех присутствующих сразу. На горячее было подано тельное из рыбы, а на десерт - клюквенный мусс. -Клюкву тоже сами собирали? - спросил Гена -Было такое дело, - улыбнулся Петр Дмитриевич, - А вы надолго в наши края? Можем вместе сходить. Сейчас самый сезон тихой охоты, да и погода пока благоприятствует. -Да нет... Мы это...- смешался Гена, отводя взгляд. -Ну, была бы честь предложена, - не смутился хозяин, - А за сегодняшнюю помощь спасибо. Он протянул и пожал им каждому руку. -Может, довезти вас до станции? - предложил Петр Дмитриевич, но сам осекся на последнем слове. -...И начнем все сначала, - завершила Роза Анатольевна. Все засмеялись. -Да, две вечные российские беды на букву Д, - покачал головой Петр Дмитриевич, - От них нигде не скроешься. -Не переживайте за нас, мы через лес короткую дорогу знаем, - успокоил его Гена. -Поторопитесь, время к вечеру. -Будем рады видеть вас вновь, - приветливо улыбаясь, сказала Роза Анатольевна, - В любое время. Петри может отъехать по делам, но я всегда дома. -Спасибо, - искренне сказал Толик, опять пожимая руку хозяину. -Не застревайте больше, - добавил Гена. На скамейке за воротами сидели два местных мужика в ватниках. Поздоровавшись, они с любопытством посмотрели на них. Ребята ответили и пошли по направлению к дороге. -Не бросай, - услышал Толик за спиной, - Роза здесь каждое утро метет. В ответ послышался скабрезный смех. -Эх, Гоза, п...зда ее с могоза! А бабенка хогоша, хоть и стагая, скажи? Я б ее тгахнул. А ты бы тгахнул? -Так она тебе и дала... Она - другого поля ягода. Толику вдруг показалось, что ему в лицо опять полетели комья грязи, как тогда, в овраге, из-под колес. И еще вспомнилось обещание, данное когда-то тренеру. Он не даже не обернулся, только почувствовал, как в карманах куртки сами собой до боли сжались кулаки. «А может, я неправ? - неожиданно подумалось Толику, - Может, в его понимании, это самое сильное выражение симпатии Розе Анатольевне? Ведь тот, про которого я где-то читал, что был расстрелян за то, что спел частушку: Эх, калина-мАлина, Х... большой у Сталина, Больше, чем у Рыкова И у Петра Великого, тоже, может, считал, что делает комплимент любимому вождю?» Теперь, когда схлынули эмоции, ему показались наиболее значимыми слова другого мужика: «Она - другого поля ягода...» И еще показалось, что ему пришло время твердо определить, наконец, в этой многообразной жизни свое «поле». Определить самому для самого себя окончательно и бесповоротно. Начали сгущаться сумерки. Хотелось поговорить, но у Толика возникло ощущение, что природа вступила с ними в состязание - кто кого? Они быстро и сосредоточенно шли друг за другом, стремясь скорее выбраться из погружающегося во мрак леса. На пригорок у деревни вышли уже в полной темноте, а к дому подходили, подсвечивая себе дорогу Гениным Айфоном. Окна в доме еще светились, но дверь была заперта. Гена громко постучал в дверь, потом в окно, однако прошло несколько минут, пока послышался стук отпираемого запора. Гена распахнул дверь и увидел спину удаляющегося Тимофея. Они вошли в сени. Гена щелкнул выключателем у двери, и под потолком вспыхнула болтающаяся на проводе яркая лампочка. -Геннастый, - сказал Толик, обратив внимание на довольно широкую дощатую лавку вдоль стены, - Давай здесь будем спать. Ляжем головами в разные стороны, шапки натянем, вторые свитеры, ноги покрывалом накроем - не замерзнем. В лом мне туда идти... Он кивнул на дверь, ведущую в дом. Гена подумал немного и пошел один. Скоро он вернулся, таща, помимо рюкзака, заплатанную ватную подстилку. -На печке валялась, - пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Толика. Гена поднес ее к лицу, и понюхав, добавил: -Вроде не обоссанная. -Чего они там? - спросил Толик, кивая на дверь. -Мамка упилась в сиську, спит, - ответил Гена, - а этот сектант, тоже в хлам, сидит, Библию читает. Чего он там видит - не знаю. На меня даже не посмотрел. -Ладно, давай спать, - сказал Толик, беря у него из рук подстилку и расстилая ее на лавке. Они натянули вторые свитеры, вязаные шапочки и соорудили себе постель, приспособив под головы оставшиеся в рюкзаке мягкие вещи. -Предусмотрительный ты, Толясь - уважительно сказал Гена. -А еще ругал меня за это покрывало. -Правда что... Можно подумать - ты, а не я в деревне вырос. -Все, спим, Геннастый. Утро вечера мудренее, - улыбнулся Толик, обнимая его и крепко целуя в губы. Гена улегся головой к двери в дом, а Толик, щелкнув выключателем - к входной двери, и оба укрылись по локти покрывалом. Над деревней стояла тишина, нарушаемая лишь перестуком колес проходящего где-то в отдалении поезда. Но вот затих и он... Толик лежал на спине и слушал тишину. Он раньше не знал, что тишину можно слушать. А может быть, он ее просто не слышал? Ведь то, что было раньше, всегда нарушалось какими-то, пусть слабыми и незаметными, но звуками. Здесь же тишина была мертвой, и он прислушивался к ней, как открывая для себя нечто новое. Уже много открытий сделал для себя Толик после того, как они уехали из Москвы, и сейчас ему казалось, что прошло не четыре дня, а целая вечность. В его сознании проносились беспорядочные обрывки впечатлений, сливающиеся в беспросветный черно-белый визуальный ряд, среди которого мелькали яркими цветными вспышками то доброе лицо Нины, то смеющиеся глаза Маришки, то приветливые лица Петра Дмитриевича и Розы Анатольевны, а чаще всего - изменчивое, но неизменно милое и ставшее дорогим лицо Гены. Толик погрузился в полудрему и увидел березу на окраине леса, покачивающую своими плакучими ветвями, сиреневый сад с белыми дорожками и бассейном, в котором плескались золотые рыбки, увидел себя в детстве, гуляющего с мамой и бабушкой в Нескучном саду, где-то в глубине которого звучала музыка и слышался бархатный голос Розы Анатольевны... ...Годы промчались седыми нас делая Где чистота этих веток живых? Только зима да метель эта белая Напоминают сегодня о них... Проснулся Толик внезапно и не мог понять от чего. Что-то тяжелое навалилось на ноги и постоянно ёрзало, а в темноте раздавались странные звуки, напоминавшие то ли хрип, то ли стон на фоне тяжелого дыхания. -Ну, что ты кочевряжишься, пидорюга? Думаешь, никто не знает, кто ты есть? Давай... Давай, хорошо будет, - послышался страстный шепот. Толик моментально вскочил на ноги и включил свет. Первое, что он увидел, была голая задница, торчащая из-под некогда черных выцветших брюк с расстегнутым ремнем. Только длинные, вьющиеся на концах волосы, довели до его сознания, что она принадлежит Тимофею. Сам же он, навалившись всем телом на лежащего Гену, прижимал локтями к скамье его руки, зажав одной ладонью рот, а другой пытался расстегнуть ему ремень на джинсах. Гена сопротивлялся и изворачивался, хрипя и задыхаясь под широкой ладонью. Не колеблясь ни секунды, Толик подскочил, оторвал Тимофея за плечи от Гены, швырнул его на пол и с размаху ударил ногой в пах. Тот застонал и скрючился, изрыгая проклятья и мат вперемежку со старославянскими словами. -Геннастый, ты как? - наклонился Толик к Гене. -Сука... бл..дь... пидор вонючий, - проговорил Гена, сморкаясь и вытирая тыльной стороной ладони губы, - Во сне набросился. -Геннастый, собирайся и пойдем отсюда, - твердо сказал Толик. -Сейчас, ночью? -Сейчас. Лучше в поле спать, чем под одной крышей с этими... Сзади послышался шум. Взглянув через плечо Толика, Гена широко открыл глаза и отчаянно вскрикнул: -Толясь! Толик обернулся. Прямо на него шел с зажатым в руке топором Тимофей. Штаны его болтались у колен, волосы и всклокоченная борода торчали во все стороны, как у какого-нибудь сказочного злодея, а глаза буквально горели уничижительным гневом. -Христопродавцы... Содомиты... Антихристово племя... - хрипел он, приближаясь. Толик резко шагнул навстречу, сделал несколько стремительных телодвижений, и топор грохнулся на пол, а рядом рухнул, как подкошенный, Тимофей. -Очухается... Но не сразу, - сам присев и морщась от боли, проговорил Толик. Последствия драки в райцентре еще давали о себе знать. Гена встал на ноги и посмотрел на Толика: -Опять ты меня спасаешь... -Пошли, Геннастый, - сказал Толик, - Ты говорил, тут станция близко. -Близко-то близко, но пассажирские там не ходят. -Ну, что-то там ходит? Я слышал стук колес, когда засыпал. В метро на сцепке катался, а здесь стремаешься? Гена слабо улыбнулся и взял в руки рюкзак. Они вышли из дома, опять подсвечивая дорогу Айфоном. За калиткой Гена остановился, и повернувшись назад, тихо сказал: -Прощай, отчий дом. Теперь уже навсегда. Толик подошел и встал рядом, прижавшись к его плечу. -Ты помнишь, что