держать стон, Толик почувствовал, что у него напряглись все мускулы и потемнело в глазах. Он инстинктивно рванулся телом, но от этого в него лишь только сильнее врезались веревки. -Это вы бандеровцы, - процедил он сквозь сжавшиеся от боли зубы, - раз можете избивать связанного. Или еще хуже, фашисты. -Я тебе сефяс покажу фашиста! - воскликнул помощник и начал методично избивать их обоих сильными ударами ног, обутых в тяжелые ботинки. Гена стонал, а Толик терпел, не разжимая зубов. Ему казалось, что он перестанет уважать себя на всю жизнь, если издаст сейчас хоть один звук. -Хорош, - подал голос машинист, - Не перестарайся. -Я фашист, ёфтать, - с негодованием проворчал помощник, усаживаясь на свое место у второго окна, - Мой дед за родину кровь проливал. А эти... америкосам продались, суки. Ребята лежали молча, и от сознания того, что они полностью во власти этих двух недоумков, становилось на душе так пакостно, что не хотелось жить. А те, кажется, вообще перестали обращать на них внимание и болтали между собой, как будто их тут не было вовсе. -И какой она нам маршрут следующий раз даст? - бубнил помощник, - Опять, небось, на этот запузырит. -А по мне, так этот в самый раз, - отвечал машинист. -Фего жь форошего-то, ёфтать? Отдыфу только полтора дня. А у меня и скотина, и работы до дому до фуя. -Завидую я тебе. -Нашел фему завидовать. Я, вон, в отпуск пошел, а, думаешь, фоть день отдыфал? С утра до вефера, как на каторге. На работу отдыфать пришел, ёфтать. -Завидую, что кому-то нужен. -А ты фто - не нужен? Двое детей у тебя... -Им деньги мои нужны, а не я. Вот и вкалываю из выходного, чтоб денег побольше приносить, а самому дома поменьше быть. Дочка техникум закончила, а работать не работает. Я, говорит, по специальности хочу. А где ей тут найдешь по специальности? -А фто за специальность-то? -Да турбизнес. -Ну, это даже не в Тверь, это в Москву ей надо. -Вот и пусть катится, раз бизнесменшей стать захотелось. Все они сейчас на этом повернуты. Так не едет - ей здесь лучше на моих харчах. -А сын? -А про этого гаденыша даже и говорить не хочу. Нет у меня сына, раз он сказал мне, что я ему не отец. -А фто? Прямо так и сказал? -Ну. Ты, говорит, мне ничего не дал, как отец. -Ну, знаешь, мне бы мой так сказал... -Так я его выгнал. Не знаю, где живет. С какой-то бабой, говорят, сошелся. Этот хоть прокормить себя может. Компьютеры налаживает. На некоторое время они умолкли. Тепловоз продолжал катить среди леса. -Ну вот, до болот доехали, - сказал машинист. -Снизь скорость, здесь уширение может быть. За путями не следит никто, ёфтать, а фють фто - фуй потом докажешь. Слышь, я фто думаю-то, - понизил голос помощник, - А фто с этими возиться-то? Тормозни, да в канаву их скинем. Никто и не узнает, болото мигом засосет. «А ведь убьют, - хладнокровно подумал Толик, как и тогда, когда его первый раз избивали мальчишки, - Утопят в болоте и поедут дальше, как ни в чем ни бывало, болтая о своих делах...» Ему вспомнился зашедший за самогоном мужик, дважды убийца, и его наивные глаза. Пришел на память рассказ о москвичах, зарезанных в драке и зарытых в снегу прямо возле дороги. «Убьют... Это здесь стало почти уже нормой». -Доставим, как положено, - твердо ответил машинист, - Пусть разбираются. Может, они не одни здесь, откуда ты знаешь? Они опять замолчали. Тепловоз мерно потряхивало, а у Толика уже начинало сводить шею оттого, что он держал почти все время голову на весу, чтобы не дышать запахами, исходящими от грязного пола. Наконец, зашипел в тормозах сжатый воздух, и тепловоз начал замедлят ход. -Два желтых, на боковую едем, - послышался голос помощника. -Сейчас остановимся, сходи в линейное, надо этих сдать, - отозвался машинист. -Может, еще и медаль нам дадут, ёфтать. Помощник издал какой-то булькающий в горле звук наподобие смеха. Тепловоз остановился, заскрипев колодками. Помощник поднялся, и перешагнув через лежащих на полу связанных ребят, вышел. Машинист взял в руки потрепанную книжку в обложке из металлических пластин и начал что-то сосредоточенно писать, старательно выводя буквы. Скоро послышался шум, дверь кабины открылась, и вошел помощник: -Вот они, голубчики... Следом протиснулся плотный молодой парень в форменной рубашке с погонами младшего сержанта. Глядя на него, можно было подумать, что ему тесно в обмундировании, и его тело стремится оттуда вылезти, как из скорлупы: верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, а не по годам толстый живот свисал над затянутым ремнем с кобурой. Лицо у парня было простое и открытое, а нагловатые серые глаза выражали улыбку превосходства сильного над слабым. -Бандеровцы, говоришь? - спросил полицейский и рассмеялся мелким смехом. -А что? - поднял голову от книжки машинист, - Взрывали же чеченцы дома в Москве? -Развяжите их, - не переставая смеяться, приказал сержант. Машинист с помощником принялись распутывать узлы на веревках. -Что при них было? - спросил сержант, когда ребята, морщась от боли, поднялись с пола. -Вон, рюкзак, фто на этом, и все, - угодливо ответил помощник, - Мы нифево не трогали, карманов не проверяли. Сержант профессиональными движениями с головы до ног прощупал одежду обоих. Потом он взял Гену за левую, а Толика за правую руки, и ребята не успели моргнуть глазом, как оказались пристегнутыми друг к другу наручниками. -Сделаете лишний шаг, надену вторые, - пообещал сержант и резко толкнул Толика в спину по направлению к двери: -Пошли, ипонать... Толик смолчал. Он уже знал, чем может быть чревато любое сказанное слово. Они кое-как, стараясь не причинить друг другу боли наручниками, спустились по узкой лесенке с тепловоза и пошли по направлению к зданию вокзала. Здесь он был относительно большой и выходил задним фасадом на низкий перрон, покрытый потрескавшимся от времени асфальтом. Судя по всему, тут уже ходили пассажирские поезда. От вокзала их отделяли три железнодорожные колеи, и они побрели, перешагивая через рельсы. На шаг позади шел сержант, волоча за собой левой рукой их рюкзак. Один раз Гена споткнулся, больно дернув Толика наручниками. -Под ноги гляди, ипонать, - лениво проговорил сержант, и так же лениво, но сильно ударил Гену под зад носком ботинка. Толик побледнел, но смолчал. Опять смолчал... Войдя в вокзал, они прошли через зал с обшарпанными стенами, возле которых стояли облупившиеся деревянные диваны, и вошли в дверь с табличкой: «Линейный отдел милиции». «Тут все еще милиция», - подумалось Толику. Сержант провел их в тесную комнату с маленьким зарешеченным окошком под самым потолком, отделявшуюся от коридора, помимо двери, металлической решеткой на петлях, и отомкнул наручники. -Садись - приказал он Толику, кивая на деревянную скамью вдоль всей стены, а Гену толчком вывел в коридор и вышел следом, захлопнув решетку и закрыв дверь. Толик остался один. Время тянулось неимоверно долго. Толик жаждал услышать опять тишину, но ее здесь не было. Она была, но другая, постоянно нарушаемая то отдаленными голосами, то гудком локомотива, то шагами по коридору, то еще какими-то звуками, от которых хотелось скрыться, уйти, убежать в объятия той, настоящей тишины. Толик растянулся во весь рост на лавке и с наслаждением вытянул затекшие ноги. Он не хотел ни о чем думать. Ему со всей очевидностью стало ясно, что для того, чтобы спокойно ходить по улицам, мало обладать оружием в виде приемов самбо. Бывают ситуации, что они бессильны. Толик не помнил, сколько он так пролежал, когда послышался лязг замка решетки, и в помещение, морщась от боли, вошел, держащийся правой рукой за локоть левой, Гена в сопровождении того же сержанта. Они не успели даже переброситься словом, поскольку сержант тут же скомандовал Толику: -На выход, ипонать... Немного пройдя по коридору, сержант завел его в комнату, где стоял старый деревянный письменный стол и два стула. -Из карманов все, - лениво приказал сержант, расставив ноги и постукивая о раскрытую ладонь левой руки резиновой дубинкой. Толик выложил на угол стола свой паспорт, старенькую потрескавшуюся Nokia и ключи от квартиры. -Доставай то, что надо, - сказал сержант, задержав дубинку в воздухе в вертикальном положении. -Что? - спокойно спросил Толик. -Сам знаешь. Толик вытащил из другого кармана пачку сложенных купюр, которую ему дал Гена еще в Москве, и к которой он так и не притронулся. -Все? - спросил сержант, бегло еще раз ощупав его одежду, - Здесь что? Толик вытащил из внутреннего кармана куртки свои, оставшиеся там, мелкие деньги и проездную карточку. Ясные серые глаза сержанта загорелись радостным огоньком. Он сложил и засунул деньги в карман, сгреб со стола все остальное и легонько толкнул Толика концом дубинки. -Пошел, ипонать... Он опять завел его в помещение, где сидел Гена. -Все обчистили, суки, - с горечью проговорил тот, когда дверь закрылась, а Толик сел рядом. -У меня тоже, - едва успел ответить Толик, как дверь распахнулась вновь, и послышался голос сержанта: