-На выход оба. На этот раз он привел их в другую комнату. Она была относительно просторной и здесь уже стояло три стола - один у противоположной стены, в середине которой висел потрет президента, другой - у двери, а третий у окна. За первым столом сидел мужик лет сорока в форме лейтенанта полиции и что-то сосредоточенно писал. Перед ним лежали их паспорта и изъятые у Толика ключи с телефоном и карточкой. Указав взглядом на стоящие с наружной стороны стола, два стула, сержант уселся у окна и начал тыкать пальцем в клавиатуру установленного там компьютера, постоянно переводя взгляд с нее на монитор. При этом каждый раз в его глазах мелькало удовлетворение, как от разгаданной загадки, и было невозможно догадаться, печатает он что-либо, или играет. -Кто такие? - сухо спросил лейтенант, не переставая писать. Ребята молчали. Лейтенант отложил ручку и взял их паспорта. -Один из Москвы, другой местный, - сказал он, перелистывая их и цепким взглядом сравнивая облики с фотографиями, - Как оказались вместе? Куда ехали и с какой целью? -Ко мне домой, - сказал Гена. -Твой дом в сотне километров отсюда. Как вы оказались здесь? -Случайно. Мы сели не на тот поезд и проехали. -Где вы садились? -В Торжке. Сидящий за компьютером сержант тихонько засмеялся своим мелким смешком. -Садились в Торжке, а приехали со стороны Великих Лук? На каком поезде? -На грузовом, - вмешался Толик, твердо посмотрев в глаза лейтенанта. -Где работаете или учитесь? - спросил лейтенант. -Нигде, - так же твердо ответил Толик. -Бродяжничаем... - заключил тот. Он опять некоторое время что-то писал, а потом откинулся на спинку стула и заговорил, попеременно переводя с одного на другого взгляд умных и строгих глаз: -За бродяжничество задерживать вас мы не имеем права, поскольку, согласно действующему законодательству, совершеннолетние граждане Российской федерации имеют право беспрепятственного перемещения в ее пределах, а вот за хулиганство на железнодорожном транспорте, поставившее под угрозу безопасность движения, придется ответить. -Как? - опешил Гена, - Когда мы хулиганили? -Проезд в не предназначенных для этого местах, - начал перечислять лейтенант, перебирая находящиеся в руках бумаги, - Проникновение в кабину машинистов и препятствие выполнению ими функциональных обязанностей. Нанесение побоев и оскорблений... -Это мы наносили им побои?! - не выдержал Толик, - Мы оскорбляли?! -Потише, - предостерег со своего места сержант с ленивой угрозой в голосе, не отрываясь от компьютера, - Ты не у себя в Москве. -Фашистом называл помощника? - вперил в Толика гневно-укоризненный взгляд лейтенант, - Он тебе в отцы годится. Потомственный железнодорожник, внук ветерана, передовик, глава семьи. А ты его - фашистом? Вот его показания... Ребята сидели, глядя в пол. Они не знали, что ответить. В таком положении оба оказались первый раз в жизни и были подавлены происходящим. -Ну, и оказание сопротивления при задержании, - продолжил лейтенант, - Нанесение оскорблений сотруднику полиции при исполнении служебного долга, с использованием унижающих его достоинство выражений и нецензурной брани... -Кому? Этому, что ли?- вскинулся отошедший от шока Гена, кивнув на сидящего у окна сержанта, - Когда это я его оскорблял? Это он меня дубинкой саданул так, что я до сих пор руки поднять не могу. -А у тебя свидетель есть? - поинтересовался лейтенант. Гена запнулся и побледнел, но тут же нашелся: -А у него есть, что я его оскорблял? -Есть. -Кто это? -Я, - спокойно произнес лейтенант, смотря ему в глаза и даже не моргнув при этом. Гена опустил голову. Толик сидел молча, упершись взглядом в край стола. Им неожиданно овладела полная апатия. Он понял, что существует еще более сильное и страшное оружие, перед которым любое другое - ничто. Власть. Власть над людьми. Пусть даже самая ничтожная, не выходящая за пределы этого кабинета, но власть. И обладающий этим оружием, сможет сделать с ним, пока он здесь, все, что угодно. Для этого не надо владеть приемами самбо. Здесь приемы были другими, а он оказался перед ними абсолютно бессилен. И эта мысль настолько овладела Толиком, что ему стало все безразличным. Ему захотелось только одного - тишины. Той самой тишины, что ласкала и убаюкивала его. -Так что, - подытожил лейтенант, складывая все бумаги вместе, - в совокупности лет на семь потянет. Ну, на пять, если судья попадется добрый. Лейтенант выдержал паузу и заговорил опять, продолжая буравить их по очереди пристальным взглядом: -Хотя... есть и другой вариант. Я ведь могу все эти бумаги порвать. Он поднял над столом исписанные листки. -Через несколько минут пойдет дрезина в сторону московского хода, - продолжал лейтенант, - Могу вас на нее посадить, и к вечеру окажетесь там. Только с одним условием... Он опять сделал паузу и впервые за все время немного повысил голос: -Вас здесь не было. Вас никто не задерживал и вообще не видел в глаза. И самое главное - чтобы больше на моей территории вы не появлялись до конца своей жизни. В кабинете возникла тишина, нарушаемая лишь клацаньем по клавиатуре сидящего у окна сержанта. -Деньги отдайте, - тихо сказал Гена, - и Айфон. Он уже не настаивал. Он только лишь просил. -Деньги? - как бы не расслышав, слегка поморщился лейтенант, - Какие деньги? -Да вы что? - покраснев, широко открыл на него глаза Гена, - Там же больше ста тысяч было. Хоть половину отдайте. Хоть Айфон... Лейтенант повернул голову в сторону сержанта: -Пойди-ка, приготовь камеру. Тут заявление, что при них крупная сумма денег была, поступило. А придет завтра Прозоров, пусть начинает с ними плотно работать. Сводку ему подготовь, что там у нас по части нераскрытых ограблений за последний месяц. И паспорт этого пробей, местный ли он на самом деле? Мне не нравятся его пробелы по части географии своей родины. -Пробъем. Лицо сержанта растянулось в насмешливо-нагловатой улыбке. -Не надо, - не отрывая взгляда от стола, тихо проговорил Толик, - Во сколько дрезина? -Вот это другой разговор, - удовлетворенно сказал лейтенант, поднимая бумаги, - Рву? Не дождавшись ответа, он порвал всю пачку пополам и бросил в стоящую у стола корзину. -Что при них было? - опять повернул он голову в сторону сержанта. Тот поднялся из-за стола, кивнув на лежащий на полу возле двери рюкзак, и на Nokia с ключами и проездной карточкой на столе. -Только вот здесь оба распишитесь разборчиво, на всякий случай, - положил он перед ребятами вытащенный из принтера лист бумаги, над созданием которого, очевидно, все это время трудился, - А то - не долго и по новой все написать. -Забирайте, - лейтенант придвинул на край стола паспорта, телефон, ключи и карточку, бросив при этом сержанту, - Проводи их. Они вышли в сопровождении сержанта на перрон, и перейдя его, опять пошли по путям. На самом дальнем стояла готовящаяся к отправлению путейская дрезина. Подойдя и поднявшись на ее платформу, они увидели в кабине, помимо двоих железнодорожников в грязных оранжевых жилетах, четверых пассажиров - мужика и трех женщин, сидевших на лавке у задней стенки. В ногах у них стояли чем-то набитые большие сумки. -Ой, Сашок, - вскочила одна из них, заметив подошедшего сержанта, -Погоди, не уходи... Она повернулась спиной, и достав что-то из сумки, переложила в черный целлофановый пакет. -На, вот тебе... Женщина слезла с дрезины и протянула пакет сержанту. -Пасибки, - лениво проговорил тот, заглянув туда, - Медок когда будет? -Будет, будет, - затрясла головой та, - На неделе съезжу к золовке, и будет. Благодетель ты наш... Она погладила сержанта по предплечью и начала карабкаться обратно. -Курбатов, выкинь этих двоих у главного хода! - крикнул сержант машинисту, указав взглядом на ребят, и ленивой походкой направился к зданию вокзала, слегка помахивая пакетом. Толик с Геной не стали заходить внутрь - после всего происшедшего, находиться рядом с машинистами им было мерзко. Они расположились на улице позади кабины, подстелив опять выручавшее их покрывало. Машинист посмотрел сквозь мутное стекло, но ничего не сказал. Скоро дрезина тронулась. Ребята закурили и молча глядели на убегающую за краем дорогу. Докурив сигареты почти до самого фильтра, они отбросили их и одновременно посмотрели в глаза друг другу. Взгляд Гены сделался тем самым - пристальным и суровым. Кажется, он хотел что-то сказать, но... промолчал. Промолчал и Толик. Они только лишь крепко, до боли, сцепились пальцами.