Выбрать главу
      -На выход оба.         На этот раз он привел их в другую комнату. Она была относительно просторной и здесь уже стояло три стола - один у противоположной стены, в середине которой висел потрет президента, другой - у двери, а третий у окна. За первым столом сидел мужик лет сорока в форме лейтенанта полиции и что-то сосредоточенно писал. Перед ним лежали их паспорта и изъятые у Толика ключи с телефоном и карточкой.          Указав взглядом на стоящие с наружной стороны стола, два стула, сержант уселся у окна и начал тыкать пальцем в клавиатуру установленного там компьютера, постоянно переводя взгляд с нее на монитор. При этом каждый раз в его глазах мелькало удовлетворение, как от разгаданной загадки, и было невозможно догадаться, печатает он что-либо, или играет.         -Кто такие? - сухо спросил лейтенант, не переставая писать.         Ребята молчали. Лейтенант отложил ручку и взял их паспорта.         -Один из Москвы, другой местный, - сказал он, перелистывая их и цепким взглядом сравнивая облики с фотографиями, - Как оказались вместе? Куда ехали и с какой целью?         -Ко мне домой, - сказал Гена.         -Твой дом в сотне километров отсюда. Как вы оказались здесь?         -Случайно. Мы сели не на тот поезд и проехали.         -Где вы садились?         -В Торжке.         Сидящий за компьютером сержант тихонько засмеялся своим мелким смешком.         -Садились в Торжке, а приехали со стороны Великих Лук? На каком поезде?         -На грузовом, - вмешался Толик, твердо посмотрев в глаза лейтенанта.         -Где работаете или учитесь? - спросил лейтенант.         -Нигде, - так же твердо ответил Толик.         -Бродяжничаем... - заключил тот.         Он опять некоторое время что-то писал, а потом откинулся на спинку стула и заговорил, попеременно переводя с одного на другого взгляд умных и строгих глаз:         -За бродяжничество задерживать вас мы не имеем права, поскольку, согласно действующему законодательству, совершеннолетние граждане Российской федерации имеют право беспрепятственного перемещения в ее пределах, а вот за хулиганство на железнодорожном транспорте, поставившее под угрозу безопасность движения, придется ответить.         -Как? - опешил Гена, - Когда мы хулиганили?         -Проезд в не предназначенных для этого местах, - начал перечислять лейтенант, перебирая находящиеся в руках бумаги, - Проникновение в кабину машинистов и препятствие выполнению ими функциональных обязанностей. Нанесение побоев и оскорблений...         -Это мы наносили им побои?! - не выдержал Толик, - Мы оскорбляли?!          -Потише, - предостерег со своего места сержант с ленивой угрозой в голосе, не отрываясь от компьютера, - Ты не у себя в Москве.         -Фашистом называл помощника? - вперил в Толика гневно-укоризненный взгляд лейтенант, - Он тебе в отцы годится. Потомственный железнодорожник, внук ветерана, передовик, глава семьи. А ты его - фашистом? Вот его показания...         Ребята сидели, глядя в пол. Они не знали, что ответить. В таком положении оба оказались первый раз в жизни и были подавлены происходящим.         -Ну, и оказание сопротивления при задержании, - продолжил лейтенант, - Нанесение оскорблений сотруднику полиции при исполнении служебного долга, с использованием унижающих его достоинство выражений и нецензурной брани...         -Кому? Этому, что ли?- вскинулся отошедший от шока Гена, кивнув на сидящего у окна сержанта, - Когда это я его оскорблял? Это он меня дубинкой саданул так, что я до сих пор руки поднять не могу.         -А у тебя свидетель есть? - поинтересовался лейтенант.         Гена запнулся и побледнел, но тут же нашелся:         -А у него есть, что я его оскорблял?         -Есть.         -Кто это?         -Я, - спокойно произнес лейтенант, смотря ему в глаза и даже не моргнув при этом.         Гена опустил голову.         Толик сидел молча, упершись взглядом в край стола. Им неожиданно овладела полная апатия. Он понял, что существует еще более сильное и страшное оружие, перед которым любое другое - ничто. Власть. Власть над людьми. Пусть даже самая ничтожная, не выходящая за пределы этого кабинета, но власть. И обладающий этим оружием, сможет сделать с ним, пока он здесь, все, что угодно. Для этого не надо владеть приемами самбо. Здесь приемы были другими, а он оказался перед ними абсолютно бессилен. И эта мысль настолько овладела Толиком, что ему стало все безразличным. Ему захотелось только одного - тишины. Той самой тишины, что ласкала и убаюкивала его.         -Так что, - подытожил лейтенант, складывая все бумаги вместе, - в совокупности лет на семь потянет. Ну, на пять, если судья попадется добрый.            Лейтенант выдержал паузу и заговорил опять, продолжая буравить их по очереди пристальным взглядом:         -Хотя... есть и другой вариант. Я ведь могу все эти бумаги порвать.         Он поднял над столом исписанные листки.         -Через несколько минут пойдет дрезина в сторону московского хода, - продолжал лейтенант, - Могу вас на нее посадить, и к вечеру окажетесь там. Только с одним условием...         Он опять сделал паузу и впервые за все время немного повысил голос:         -Вас здесь не было. Вас никто не задерживал и вообще не видел в глаза. И самое главное - чтобы больше на моей территории вы не появлялись до конца своей жизни.         В кабинете возникла тишина, нарушаемая лишь клацаньем по клавиатуре сидящего у окна сержанта.         -Деньги отдайте, - тихо сказал Гена, - и Айфон.         Он уже не настаивал. Он только лишь просил.         -Деньги? - как бы не расслышав, слегка поморщился лейтенант, - Какие деньги?         -Да вы что? - покраснев, широко открыл на него глаза Гена, - Там же больше ста тысяч было. Хоть половину отдайте. Хоть Айфон...         Лейтенант повернул голову в сторону сержанта:         -Пойди-ка, приготовь камеру. Тут заявление, что при них крупная сумма денег была, поступило. А придет завтра Прозоров, пусть начинает с ними плотно работать. Сводку ему подготовь, что там у нас по части нераскрытых ограблений за последний месяц. И паспорт этого пробей, местный ли он на самом деле? Мне не нравятся его пробелы по части географии своей родины.         -Пробъем.         Лицо сержанта растянулось в насмешливо-нагловатой улыбке.         -Не надо, - не отрывая взгляда от стола, тихо проговорил Толик, - Во сколько дрезина?         -Вот это другой разговор, - удовлетворенно сказал лейтенант, поднимая бумаги, - Рву?         Не дождавшись ответа, он порвал всю пачку пополам и бросил в стоящую у стола корзину.         -Что при них было? - опять повернул он голову в сторону сержанта.          Тот поднялся из-за стола, кивнув на лежащий на полу возле двери рюкзак, и на Nokia с ключами и проездной карточкой на столе.         -Только вот здесь оба распишитесь разборчиво, на всякий случай, - положил он перед ребятами вытащенный из принтера лист бумаги, над созданием которого, очевидно, все это время трудился, - А то - не долго и по новой все написать.         -Забирайте, - лейтенант придвинул на край стола паспорта, телефон, ключи и карточку, бросив при этом сержанту, - Проводи их.         Они вышли в сопровождении сержанта на перрон, и перейдя его, опять пошли по путям. На самом дальнем стояла готовящаяся к отправлению путейская дрезина. Подойдя и поднявшись на ее платформу, они увидели в кабине, помимо двоих железнодорожников в грязных оранжевых жилетах, четверых пассажиров - мужика и трех женщин, сидевших на лавке у задней стенки. В ногах у них стояли чем-то набитые большие сумки.         -Ой, Сашок, - вскочила одна из них, заметив подошедшего сержанта, -Погоди, не уходи...         Она повернулась спиной, и достав что-то из сумки, переложила в черный целлофановый пакет.         -На, вот тебе...         Женщина слезла с дрезины и протянула пакет сержанту.         -Пасибки, - лениво проговорил тот, заглянув туда, - Медок когда будет?         -Будет, будет, - затрясла головой та, - На неделе съезжу к золовке, и будет. Благодетель ты наш...         Она погладила сержанта по предплечью и начала карабкаться обратно.         -Курбатов, выкинь этих двоих у главного хода! - крикнул сержант машинисту, указав взглядом на ребят, и ленивой походкой направился к зданию вокзала, слегка помахивая пакетом.         Толик с Геной не стали заходить внутрь - после всего происшедшего, находиться рядом с машинистами им было мерзко. Они расположились на улице позади кабины, подстелив опять выручавшее их покрывало. Машинист посмотрел сквозь мутное стекло, но ничего не сказал. Скоро дрезина тронулась. Ребята закурили и молча глядели на убегающую за краем дорогу.          Докурив сигареты почти до самого фильтра, они отбросили их и одновременно посмотрели в глаза друг другу. Взгляд Гены сделался тем самым - пристальным и суровым. Кажется, он хотел что-то сказать, но... промолчал. Промолчал и Толик.          Они только лишь крепко, до боли, сцепились пальцами.