сть Роза Анатольевна, а есть Саня, Тимофей и дебилы машинюги. Так, наверное, и там. Есть тот бешеный поп, что из рясы выпрыгивал в том ролике, что я говорил, а есть отец Михаил. Разберемся... Кассирша не обманула. Уже в начале девятого послышалось объявление о прибытии их поезда. «... Стоянка поезда пятьдесят четыре минуты», - возвестило радио. -Фигасе, - улыбнулся Гена. -Так Сапсан же пропускаем, - напомнил Толик, - Пускай себе летит... Они вышли на перрон и увидели медленно ползущий на боковой путь состав. Ребята нашли свой вагон, поднялись в него и попали в душную спертую атмосферу, насыщенную исторжениями немытых тел. Они прошли по проходу не проснувшегося еще вагона, почти возле каждой полки которого гамма ароматов пополнялась запахом потных носков, и увидев два свободных боковых места у туалета, сели друг напротив друга, положив локти на откидной столик. Толик вытащил из кармана свою старенькую Nokia. Последний раз он заряжал ее еще у Нины, но одна, самая нижняя полоска индикатора еще светилась. -Посиди, я выйду, позвоню, - сказал он Гене, поднимаясь и ставя на свое место рюкзак. -Маме? - спросил тот, глядя внимательным и серьезным взглядом. -Да, - так же серьезно ответил Толик. Он вышел из вагона, и пройдя вдоль всего состава, уединился в конце перрона. «Только бы заряда хватило, и покрытие не подвело», - подумал он как о самом в этот момент важном, нажимая кнопку вызова. -Мама... Мамочка, это я... Мама, я тебе все объясню, когда приеду, у меня сейчас разрядится телефон, а мне надо сказать тебе очень важное! Во-первых, прости меня, если сможешь - я жестоко обманул тебя. Я не был в Питере... Мама, не перебивай меня! Я обманывал потому, что не хотел тебя расстраивать. Я был совсем в другом месте, и я обязательно все-все тебе расскажу, когда приеду. Но сейчас я не обманываю - я сижу в поезде и через четыре часа буду в Москве. Мама, теперь самое главное. Я приеду не один. Ты помнишь наш давнишний разговор? Ты сказала тогда, что я все равно останусь твоим сыном. Прошу тебя, не плачь и прости! Мне никогда не было так нужно, как сейчас, чтобы ты поняла меня! Это по-настоящему, мама! И я хочу, чтобы ты нашла в себе силы тоже полюбить его, если сможешь, мама! У него никого, кроме меня и сестры, а у меня никого, кроме тебя и него. Если ты не поймешь меня, мама, мне будет очень тяжело... В трубке послышался треск, а потом шумовой фон исчез вовсе. Толик в исступлении затряс телефоном, опасаясь, что он сейчас умолкнет совсем. -Мама! Ты меня слышишь, мама?! - закричал он, - Ты веришь мне, мама?! Телефон издал предупреждающий сигнал и отключился. Но последней фразой, которая долетела до слуха Толика сквозь треск и шорохи, была: -Я тебе верю... Толик стоял, сжимая в потной ладони обесточенный телефон, а глаза его застилали слезы. Сквозь них он увидел, как пешеходную дорожку через пути перекрыли двое полицейских, а из репродукторов послышалось объявление: «По главному пути на Москву проследует скоростной поезд. Будьте внимательны и осторожны...» Толик вытер тыльной стороной ладони глаза и пошел вдоль состава твердым шагом уверенного в себе человека. Его не покидало ощущение, что он стоит на пороге своей какой-то новой жизни, и это не пугало его. Просто, пришло время. По главному, почти не стуча колесами, пронесся Сапсан, огласив станцию длинным сигналом тифона. «...Скоростной - без замечаний», - донеслось из репродукторов. «Без замечаний, значит - без замечаний», - подумал Толик, забираясь по ступенькам в свой вагон, и широко улыбнулся сам себе. Он дошел до своего места и встретился с внимательным и немного тревожным взглядом Гены. Толик сел, и глядя ему в глаза, уверенно сказал: -Мы едем домой. Настоявшись на станции, поезд довольно быстро покрывал оставшиеся до Москвы километры. На такой скорости даже не всегда удавалось прочитать названия станций, мимо которых он проносился. О каждой очередной загодя возвещал появляющийся на полотне железной дороги и по сторонам от него мусор, количество которого увеличивалось пропорционально приближению и размеру поселка или городка. После ночи на вокзале, ребят клонило в сон, но они продолжали сидеть друг напротив друга, упершись подбородками в сцепленные кисти рук, лежащие на столике, и смотреть в окно. Они молчали. В голове у каждого теснились мысли, которые надо было передумать наедине с собой. Несколько раз, так же молча, выходили покурить, благо - было недалеко, и возвратившись, снова садились в те же позы. Вот и Тверь. Следующей остановкой была Москва. Проводницы пошли по вагону, расталкивая заспавшихся пассажиров и требуя вернуть причиндалы, выдаваемые напрокат для обустройства убогого дорожного ночлега. Толик положил голову набок и стал опять смотреть в окно. Промелькнули окраины Твери, и вновь потянулась унылая картина запустения на фоне завораживающей своей красотой осенней природы. Глаза Толика все чаще и чаще закрывались... Он открывал их и видел огромные поля колосящейся пшеницы и цветущих подсолнухов, пересекаемые ровными чистыми дорогами. Он видел пастбища с ярким покровом сочной зеленой травы и стада коров на них. Он видел чистые, без сухостоя, живописные леса и русла рек с прозрачной водой. Он видел свою березу, приветливо колышущую ему длинными плакучими ветвями. Откуда-то полилась музыка, а бархатный голос Розы Анатольевны запел: ...Сад весь умыт был весенними ливнями, В темных оврагах стояла вода. Боже, какими мы были наивными, Как же мы молоды были тогда! Толик видел красивые дома, перед фасадами которых цвела сирень и цветы на клумбах, а позади - виднелись ухоженные огороды и тоже цветущие сады. Он увидел большой белый храм со сверкающим позолотой куполом и стоящего подле отца Михаила. Он увидел множество людей возле этих домов - чисто одетых, с открытыми приветливыми лицами. Он узнал среди них Нину, держащую за руки Иришку и Маришку, которая укачивала другой рукой своего Тотосю. Он узнал Петра Дмитриевича и Розу Анатольевну, и еще многих, многих им подобных, которые перестали быть «другого поля ягодами» на своей земле... Толик проснулся от того, что кто-то теребил его за локоть. -Паренек, приехали, Москва, - по псковски выговаривая последнее слово, сказала бабка, ехавшая через проход от них. -Спасибо... Просыпайся, Геннастый, - толкнул он тоже уснувшего Гену. Они ступили на шумный перрон, прошли через здание вокзала и стали спускаться в метро. Толик смотрел по сторонам, и ему казалось, что он вернулся сюда совсем из другого мира. Да и уезжал, как будто, не он, а кто-то другой, оставшийся в далеком прошлом. Они сели в поезд и поехали по той самой ветке, где произошла их первая встреча. СУ Толика возникло ощущение, что это было очень давно, в какой-то другой его жизни. Там остались беззаботное детство, Игорь Андреевич, школа, трудности вхождения в окружающий мир, одиночество... Только сейчас он понял, что главной составляющей той его жизни было именно одиночество, хоть он и не отдавал себе в этом отчета, поскольку вокруг него всегда были люди. Но одиночество бывает и среди множества людей. И его единовременные встречи по переписке - это тоже результат одиночества. Убогая попытка уйти от него, сохраняя равнодушие к людям и неприкосновенность своего внутреннего мира. Толику вспомнился Григорий в нелепых семейных трусах в цветочек, Мих Мих, мрачно курящий на кухне... Вспомнились другие мужчины, чередой прошедшие через него, многих из которых он даже не помнил по именам. Он вспомнил, и ему захотелось забыть. Вырезать напрочь из памяти, как киномеханик вырезает из фильма кусок запоротой ленты - вырезать и бросить в корзину. На «Парке культуры», Толик легонько толкнул коленкой сидящего рядом Гену и подмигнул ему, кивнув сначала на сцепку, а потом проведя взглядом по вагону. Гена покраснел и слегка улыбнулся так, как улыбаешься, когда вспоминаешь свои детские проказы, за которые потом бывает стыдно. Вот и конечная. Вот и тот самый подземный переход, от выхода из которого, уже будет виден дом Толика... Их дом. Они вошли в него и поднялись на лифте. Толик достал ключи и открыл дверь квартиры, пропустив вперед Гену. На шум в прихожей сразу же вышла женщина. Она была чуть пониже Толика ростом, домашнее платье прикрывало ее стройную хрупкую фигуру, волосы были аккуратно уложены в прическу, а глаза... Гене почудилось, что он видит глаза Толика, глядящие на него с нежностью и вниманием. -Здравствуйте, - слегка склонив голову, проговорил Гена. -Здравствуй, - ответила женщина мягким и чуть звенящим от волнения голосом. -Мама, его зовут Гена, - сказал Толик, глядя на нее преданным, полным горячей любви и надежды взглядом, - Это он, мама. Мы будем вместе жить. 2015 Москва (В повести использованы стихи М. Матусовского)