— Рожай, ка-анешно. — Кирка смешно щурилась от дыма собственной сигареты, неумело затягиваясь. Полгода таскает у меня из пачки, но так и не научилась курить. Нафига только дым гоняет?
— А кормить я его чем буду?
— Грудью, наверное.
— Дура! Это ж такая ответственность, как ты не понимаешь.
— Вот и хорошо.
— Что «хорошо»??
— Научишься отвечать за кого-то. Повзрослеешь, может.
— Таааак… Ну, спасибо! Значит, по-твоему, я — дура малолетняя?
— Нет, ты умная. Но ты — дура… старая.
— Ну, спасибо, дорогая! Кирка несмело засмеялась.
— А че, не так, что ли?
— Да иди ты! Умеешь утешить. Еще пива возьмем?
— Давай. Может, еще по шашлыку?
— Себе можешь взять, я не хочу.
Она потопала к стойке, а я распаковала новую пачку сигарет и закурила.
— А может, правда родить? — Ошарашила я возвратившуюся Кирку.
— Ты много куришь. Отравила его там уже, наверное.
— Перестань!.. Ващет, действительно… придется бросить! — Я разлила пиво по стаканчикам. — И пить больше не буду!
Кирка, подавившись шашлыком, озадаченно взглянула на меня:
— Так ты будешь рожать?
— Не знаю… — я сделала большой глоток. — Ващет, пора уже… тридцать два скоро стукнет! Может, больше такого случая и не будет.
— А мне почему-то кажется, что ты будешь хорошей матерью.
— Это почему же?
— Ты хорошая.
— Много выпила, что ли?
Кирка улыбнулась.
— Давай рожай, будем вместе воспитывать. Как муж и жена.
— Иди ты! А ты хочешь детей?
— Хочу. — Кирка утвердительно кивнула.
— Вот сама и рожай!
— Я не могу, — Кирка жадно поглощала испачканные в кетчупе куски мяса. Я не устаю удивляться ее аппетиту. В любой ситуации — поесть она никогда не откажется.
— Почему это не можешь?
— Не от кого, — вздохнула она и потянулась за своим пивом. — От тебя же не получится.
— Ой! — Я поморщилась. — Опять ты со своими пошлостями.
Кирка молча пожала плечами.
Я сидела поздно вечером у себя на кухне в полном одиночестве и прилежно поглощала кефир. Полезный продукт, между прочим, Он там, наверное, благодарен, что это не пиво и сигареты.
И тут пришло явное осознание, что я не одна сей час на кухне сижу и пью кефир… Кто-то живой и странно незнакомый-родной присутствовал во мне. И никогда ранее не испытанное, удивительное чувство светлой радости родилось и осветило полуночную кухню.
Меня начал изводить токсикоз. Капризы организма измучили безумно — то хотелось есть, просто жрать! — то тошнило уже от запаха любого продукта. Я раздраженно хлопала дверкой холодильника в безнадежных поисках непонятно чего. Кирка хлопотливо металась по магазинам, таская мне фрукты, соки и витамины. Мне уже конкретно хотелось во что бы то ни стало избавиться от дискомфортно го состояния, и я позвонила подполковнику.
— Привет! Слушай, у меня тут проблема возникла одна… Надо поговорить.
Он почему-то сразу понял и примчался ко мне через пятнадцать минут.
— Когда это мы с тобой успели? — глаза его удовлетворенно светились, и весь он был похож на самовлюбленного павлина. Вот идиот!
— Надо делать аборт. — Прервала я его эйфорию. Хех, у меня все же была непонятная надежда, что он возмутится и предложит мне рожать, поклявшись никогда не оставить своим вниманием будущего ребенка. Ни фига подобного!
— Я найду тебе врача хорошего. Есть знакомые. Только давай скажем, что ты моя племянница.
«Ска-а-атина!»
— Хорошо, но времени осталось мало. Надо быстрее.
— Я перезвоню тебе сегодня вечером.
Через неделю меня распяли.
Был мой самый нелюбимый месяц — ноябрь. Земля и небо стали одного цвета.
Видеть что-то никого не хотелось, и когда позвонила Кирка с робким вопросом о встрече, я ответила грубо. Кирка растерялась, но продолжала висеть на телефоне.
— Кир, ну что еще?
Кирка вздохнула в трубку и виновато прошептала:
— Скучаю…
— А я что должна делать? Станцевать перед тобой?
Трубка печально затихла.
— Все, Кир, извини, мне работать надо.
— Можно я приеду? — В ее голосе было робкое отчаяние.
— Мммм… Как хочешь!
— Но ты же не хочешь…
— Мне все равно!
— Тогда я приеду, — через паузу прошелестел ее голос.
— О, господи! Кир, делай что хочешь… — я впечатала трубку в телефонный аппарат.
А через пару часов меня обрадовал звонком подполковник:
— Привет, Ириш! — Весело провещал он.
— Как настроение? — Его голос слегка сбился.
— Замечччательно!
— А мне нехорошо… Давай повидаемся… — тут я заметила, что он явно был нетрезв.
— Что??
— Ириш… мне надо тебя увидеть. Бля, да что им от меня всем надо?!
— Толя, а мне нет. Я работаю и очень устала. После работы поеду спать.
— Мне плохо…
— И что я должна сделать?!
— Я люблю тебя… — вдруг жалобно выдохнул он.
— А я тебя нет.
В трубке зависло молчание. Мне стало его жаль.
— Толя, ты извини, конечно…
— Ириш! — Суетливо прервал он меня. — Ничего… Это хорошо, что сказала.
Я молчала, слушая.
— Пусть так будет… а я… а у меня такого никогда не было… Веришь? Впервые так влюбился…
— Рада за тебя.
Он пьяно хмыкнул и замолчал.
— Толик, все, извини, мне работать…
— Ириш!
— Толя, я не хочу видеть сегодня ни тебя, ни кого-то еще. Это можно понять? Да и вообще… Зачем тебе? Я же тебе ничего не даю — разве не видишь?!
— Почему ты думаешь, что не даешь…
— Знаешь, Толя, давай больше не будем встречаться.
В трубе снова зависла тишина. Я ждала.
— Хорошо… Извини. — Его голос изменился, похоже, даже протрезвел.
— Ну, вот и отлично. Пока! Удачи тебе. — Я положила трубку.
Под конец рабочего дня ко мне на службу приперлась Кирка. Она вошла в комнату с испуганно-вражеским выражением физиономии, как будто ожидая пули из-за угла.
Мое настроение было ниже нуля и не было никакого желания и сил ломать Киркину психологическую установку. Словом, приветливой улыбкой ее не встретила, но и не оправдала ее ожиданий насчет убийственного выстрела. Кирка несмело присела на стул, не раздеваясь, и принялась молчать, изредка кидая на меня осторожные взгляды. Я неспешно продолжала чертить, все более раздражаясь Киркиным поведением.