— Собираемся ужинать с родителями.
— Как интересно. Давно они приехали? Ты же в субботу должна была только прилететь.
— Вчера, — грустным голосом сообщает она.
— Всё нормально?
— Да, — как и прежде, из неё всё надо вытягивать клещами.
— Прости, у меня второй звонок, если можешь, повеси. Или перезвоню сам, — переключил вызов. — Да, слушаю, Тарас.
— Никита, ты добрался до места назначения?
— Да, подъезжаю.
— Хорошо. Мне просто Серёга звонил. Завтра в девять утра ты должен быть у следователя по повестке. Серёга и Ирка уже вылетели.
— Это всё по старому делу. Нас дёргают как свидетелей.
— Не совсем. Есть риск, что и тебя может зацепить. Ты же написал заявление на увольнение. Вот этим и воспользовались твои недоброжелатели. Не вовремя ты решил сменить работу.
— Разберусь. Ладно, я уже на месте. Поговорю с Марго и буду искать ночной поезд. В крайнем случае, на такси доберусь. Успею. На связи, пока. Остановитесь у школы, пожалуйста. Спасибо.
Выхожу. На улице начинают зажигаться фонари. Здесь намного теплее, чем в Минске. Вот вредная девчонка, опять телефон отключила. Так, а это что за смс?
«Никита, выйду на связь с другого телефона через пару дней. Прости ещё раз. Знаю, что волнуешься. Но так надо. Хочу сама решить свои проблемы. Скоро увидимся. Скучаю».
— Твою дивизию, скучает она, — редкие прохожие стали оборачиваться на меня. — Простите, в станице школа одна?
— Да, — женщина лет пятидесяти внимательно на меня посмотрела. — А что вы хотели? Я преподаю в этой школе и всех знаю.
— Мне нужна Маргарита Островская. Она учитель младших классов.
— У нас нет начальной школы вообще. И учителя такого нет.
— Не может быть, — показываю фотографию Марго на телефоне.
— Нет, нет такой здесь.
— Спасибо. Простите.
Эх, Колючка, что же ты делаешь? Где логика у таких женских поступков? Что я должен был понять? В сердце врывается горечь и опустошение. И тоска. Безысходная и беспроглядная. Как мне тебе теперь помочь? Где ты? Что случилось?
Набираю Тарасу, объясняю ситуацию. В станице уже стоит такая темень, что глаз выколи. Где-то вдалеке лают собаки, а луна периодически прячется за тучами, навеивая грядущее моё одиночество.
— Поезжай домой, — друг прав, надо ехать. — Я постараюсь по номеру телефону разыскать её адрес. Ты всё равно сейчас ничего не сможешь сделать. Найдём её, не переживай.
— Возможно, мы уже опоздали…
Спрашиваю у прохожего, где здесь местный вокзал, и прячу телефон в карман.
Маргарита
Сейчас. Пять лет спустя
— Иди сюда, малыш, раз пришла.
Стою, не шевелясь. Внутри живота уже давно что-то щекочет, а позвоночник превратился в один сплошной нерв.
— Можешь ещё передумать. Я всё пойму. Но если сейчас останешься — не отпущу.
Воздух раскалился в доме ещё днём. А сейчас, кажется, хватит маленькой искры, и разряды свяжут нас воедино.
— Не уходишь, — Никита сейчас меня не спрашивает, он утверждает. — Марго, — его голос материализуется, врывается в мою кровь и несётся по венам. — Мне совсем не сложно подняться.
Делаю несмелый шаг.
— Я очень рад видеть тебя.
Второй шаг.
— Ты знаешь, как ты красива?
Третий шаг.
— Ты слышишь? Я могу подняться. Если надо…
Четвёртый шаг.
— Я больше не могу ждать. Ты снова пришла сама. Но на этот раз — тебе не сбежать. Прими это как данность.
И я забираюсь к нему под простыню. Впрочем, при такой жаре она не играет особой роли. Он обхватывает руками и шепчет мне в ухо.
— Больше всего на свете я боюсь проснуться, а тебя рядом уже не будет. Такие сны мне снятся через день. А через другой день — чужая станица, луна и абонент не доступен.
— Если позволишь, я объясню.
— Объяснишь. Но не сейчас, — он проводит ладонью по моей спине.
— Я хочу помочь тебе избавиться от твоих кошмаров. Если позволишь…
— Действуй.
Никита откидывается назад, и даже в темноте я вижу, как потемнел его взгляд.
Глава 22
Мои попытки помочь Никите избавиться от ночных кошмаров успехом не увенчались. Мягко отстранив меня минут через пять после моего прихода в гостиную, он сам взял весь этот долгожданный и важный процесс в свои руки.
Шум в моих ушах стоит такой сильный, что я с трудом понимаю, что он просит меня довериться ему.
— Расслабься, — шепчет Никита, укладывая меня на кровать.
Больше в течение ночи мы не произносим ни одного слова. Никита позволяет мне спать маленькими урывками в промежутках между тем, когда он жадно и нетерпеливо, снова и снова, настойчиво и упорно, раз за разом притягивает к себе, заставляя подчиняться и взлетать туда, откуда не так быстро и просто вернуться.