Как-то неловко.
Я пошла в кабинет, а за мной следовала гостья. Расположившись за столом и разложив конспекты, переводы и книгу, ощущая при этом на себе взгляд Эмеренты, принялась усердно делать вид, что вчитываюсь в текст.
— И как вам история?
Как же мне не хотелось смотреть на эту женщину! Можно было что-нибудь ответить, уткнувшись в книгу, но это проявление неуважения и в первую очередь к профессору, это её гостья и её подруга.
— Вам известно, чем закончилась эта сказка? — поинтересовалась я.
— Ох, вы даже представить не сможете масштаб последствий.
— О чём вы?
Наш диалог прервала Фрея, войдя с белым бочонком в руках.
— Я подумала, что нам неплохо скрасит вечер благородный напиток.
И разлив по бокалам янтарную жидкость, предложила каждому по бокалу.
— Как обстоят дела с переводом, Фейт?
— Я перевела больше половины, профессор. Конечно, текст получился не полноценный, но что-то я дописывала по смыслу.
— Вот и замечательно. Пусть первый тост будет за это!
Две женщины смотрели на меня с приподнятыми бокалами в ожидании первых слов, я взглянула на старинную книгу в кожаном переплёте — отражаясь от звёздного неба, мерцал серебряный замочек в виде подснежника, а ниже были рунами нацарапаны строки.
Я подняла бокал.
— За тысячу лет и одну ночь!
Глава 6. Тысяча лет и одна ночь назад
Сумерки начали сгущаться.
Звук, словно раскат грома, пронзил мёртвую тишину улицы, пространство озарило ярким светом.
Я выпрыгнула из портала и огляделась по сторонам. Глаза расширились от неподдельного, живого ужаса. Руки дёрнулись к губам, чтобы сдержать вырывающийся крик.
«Соберись!» — повторяла я, как заклинание, в своём сознании.
— Ес … — голос предательски сорвался, и я зашлась кашлем.
Как быть храброй, когда колени дрожат, словно сотни диких мустангов несутся по льду? Как быть сильной, когда ты …. Слабая!
«Не стыдно быть слабой. Стыдно ей оставаться».
Развела руки в стороны, сделала глубокий вдох и со всей силы ударила себя по щекам. На лице начали проявляться алые узоры. Набрала побольше воздуха в лёгкие и что есть мочи прокричала: — Есть кто живой?
Трупы. Запах гари. Раскуроченные улицы, дыры в земле, разрушенные и сожжённые дома, стрелы, мечи и посохи, остаточная магия заклинаний, разбросанные вещи и тела.
Всюду тела — разорванные, переломанные, пробитые, сожжённые. Трупы всех мастей: ангелов, людей, демонов и фейри. Трупы всех возрастов: стариков, юношей, дев, детей, мужчин и женщин.
— Кто-нибудь живой?
«Хоть кто-нибудь», — молилась про себя.
Война!
Ангелы против демонов. Демоны против людей. Люди против ангелов. Ангелы против фейри. Люди против людей.
Война…
Свет против скверны, лёд против пламени, знания против невежества, смерть против жизни, идеи одних против идей других.
Вдалеке послышался взрыв. Я подняла голову и увидела, как столп огня взмыл в воздух. На окраине города продолжалась битва.
Стали появляться тёмные силуэты.
«Жнецы», — подсказало сознание.
В последний раз обвела глазами площадь.
— Пусть ваши души обретут покой, — склонившись, приложила руки к земле и начала шептать первородные слова, а из-под сплетённых пальцев полился белый свет.
Здесь мне уже никому не помочь.
Развернувшись на звук идущей битвы, я побежала в темноту улиц.
* * *
Тени двигались бесшумно среди лежащих тел, останавливаясь только чтобы жестом пригласить душу следовать за ними.
— Цветы? — удивился жнец.
— Не просто цветы, — сказала Смерть, — символ надежды на счастливое будущее.
Жнец обвёл взглядом торговую площадь и вздохнул.
— Мы закончили, Владыка, — с поклоном обратилась тень.
Жнецы и Смерть продолжили свой путь.
Они не вписывались в это место — белые бутоны среди чёрного пепелища. Такие крохотные и слабые, единственные, что дышали жизнью среди того, что кануло в Лету.
Владычица ночи, прекрасная полная Луна, показалась из-за облаков, заливая серебряным светом город, и ей в ответ белым мерцанием на чёрной от гари площади отвечали подснежники.
* * *
Я бежала, а в голове так назойливо кричали мысли: «Что было бы, если бы я смогла появиться раньше? Смогла ли кого-нибудь спасти?»
Иордин запретил целителям покидать Серебряный город. Дар врачевания был очень редок, поэтому тех, кто мог исцелять, можно пересчитать на пальцах одной руки, и их берегли как зеницу ока.