Я переступила с ноги на ногу. Как же неловко. Не выдержав больше изучающего взгляда Фреи, спросила, где мне расположиться.
— Пройдём в мой кабинет.
Будучи уверена, что я последую за ней, профессор повела меня в глубь дома.
Пройдя по длинному тёмному коридору, мы оказались перед… воротами? Такие тяжёлые, массивные двери, словно по ту сторону находится Королевская казна, не вписывались в интерьер дома. Фрея с нажимом толкнула их и жестом велела мне проходить, пропуская вперёд.
— О святые Небеса, как же здесь красиво!
Если бы райские сады существовали, то они выглядели бы именно так.
Кабинет просто утопал в зелени и цветах. Однозначно, потрачено огромное количество магии на это великолепие. Не только знания травологии, но и расширения пространства, ибо невозможно было вместить всё, что находилось в саду, даже в размер дома, а уж в размер кабинета и подавно. Цветы, деревья, от обыкновенных ив до цветущих под потолком белоснежными цветами магнолий. Акации и миндальное дерево, розы, гортензии, орхидеи и, конечно, подснежники, целое поле подснежников. Посередине стоял мраморный каскадный фонтан. А сверху — звёзды. Вместо привычного потолка — небосвод. Поодаль стоял стол. Ступая к рабочему месту по ковру из травы, я не могла подобрать слов, чтобы передать восхищение этим местом. Поистине, волшебство, и как же оно прекрасно. Жаль угасает.
— Тебе известно, почему магия иссякает? — присев в плетёное кресло, обратилась ко мне профессор.
Она мысли читает?
— В древних фолиантах говорится, что это случилось после битвы троемирия. Нет победителей, нет проигравших, огромные потери среди троих представителей миров. Небожители, люди, волшебные существа и демоны за одну ночь практически уничтожили всё то, что создавали с начала времён, а после фейри начали покидать мир людей, уходя за завесу. Общение с волшебными существами начало сходить на нет, как и сама магия.
— Верно, — сухо проговорила профессор.
Глубоко вдохнув и пожелав себе удачи, я принялась за перевод.
Сказать, что за три часа я далеко продвинулась — ничего не сказать. Перевела с десяток рун, как могла, и голова загудела.
— Проклясть бы вепревой оспой тех, кто придумал этот язык, — фыркнула я и откинулась на спинку стула, разминая шею.
— То есть всех ангелов? — отложив книгу в сторону, обратилась ко мне Фрея. — Показывай, что у тебя получилось.
Собрав раскиданные по столу записи с исправлениями, я начала читать свой многострадальный перевод.
— Много мужчин было. Падшая женщина шла по пути крови в погреб к мужчине. Разорвав одежду, он смотрел на неё глазами смерти.
Оторвавшись от записей, я задумалась над смыслом сказанных слов, а ведь на страницах пергамента они звучали как-то более сдержано.
Профессора как будто окунули в ледяную воду: высоко поднятые брови, приоткрытый рот, выражение лица человека, который только что услышал самую вселенскую чушь мироздания.
С её губ сорвался смешок, быстро переросший во взрыв смеха. Слёзы текли по её щекам, тело сотрясала дрожь. Звонкий, заливистый, заразительный смех заполнял всё пространство оранжереи-кабинета, а я впервые увидела её такой жизнерадостной и невольно улыбнулась.
— Ох, Фейт, это было бесподобно и неожиданно, прости, я… — сквозь еле сдерживаемый новый порыв смеха попыталась сказать мне Фрея.
— Да что уж тут, действительно бред фейри, — поджав губы, я скользнула взглядом по своим закорючкам. — В рунах без бутылки не разобраться, а уж чтоб читать древний текст, нужно что-то явно ядрёное и крепкое, — и подняв глаза к цветущей магнолии, глубоко вдохнула аромат цветов, витавший повсюду.
— Покрепче, говоришь, — постукивая пальцем по щеке, улыбалась мне профессор. — А знаешь, это чудесная идея.
Грациозная, как лебедь, она выплыла из кабинета и спустя пару минут вернулась, неся в одной руке поднос с фруктами и сыром, а в другой небольшой бочонок из белого дуба.
Странное чувство зарождалось в душе.
Поставив на стол два хрустальных кубка, разлила в них янтарного цвета жидкость.
— Цвет твоих глаз, — произнесла профессор и, подав мне бокал, отсалютовала: — За начало прекрасной истории!
Крепкий напиток обжёг горло. Прокашлявшись, я покрутила бокал в руке, залюбовавшись игрой цвета.
— Я ни за что бы не поверила, если бы мне сказали, что вы пьёте виски, профессор, — всё ещё любуясь переливом жидкости, сказала я.
— Мне больше подходит вишнёвая настойка? — изучающе смотрела на меня Фрея. — Мой сын любил этот напиток, этот бочонок его подарок.