— Это сосед сверху. У него ключи от моей квартиры, и в мое отсутствие он согласился присмотреть за моими цветами. Второпях я забыла сумку, за которой мне придется заехать позже. Об этом я и хочу его предупредить.
Говард с шумом отодвинул свое кресло.
— Я только что вспомнил, что должен быть в городе…
Мог бы, по крайней мере, придумать более правдоподобное объяснение, подумала Кристина, наблюдая за тем, как он целует мать на прощание.
— Если хочешь, я могу на обратном пути забрать твои вещи, — неожиданно предложил Говард.
— Ты?
— Это почти по дороге. Вернусь к ужину, мама. Тогда и поговорим.
Кристина поняла это так, что он не желал бы ее присутствия при этом. Очевидно, Говард с трудом переносит их совместное пребывание в одной комнате, тем удивительнее выглядело его предложение заехать за вещами. Если только он не ухватился за ее слова, как за предлог поскорее их оставить.
После ухода сына Элизабет бросила изучающий взгляд на Кристину, делающую вид, будто внимательно разглядывает рисунок на чашке.
— Огастес считает, что это старинный китайский фарфор, — сообщила она, проведя пальцем по краю своей чашки. — Но, по моему мнению, это подделка, хотя и очень искусная. Ему, разумеется, я этого не сказала.
Подняв глаза, Кристина улыбнулась.
— Да, — отозвалась она, но Элизабет видела, что падчерица не имеет ни малейшего понятия о том, с чем соглашается.
— Надеюсь, ты извинишь мое женское любопытство, но этот Тимоти… он твой близкий друг?
Кристина рассмеялась.
— Боюсь, я не в его вкусе.
— Думаю, ты можешь удовлетворить вкусам любого мужчины, — вежливо возразила Элизабет.
— Самого близкого друга Тимоти зовут Валентин.
На этот раз настала очередь смеяться Элизабет.
— Знаешь, я очень рада видеть тебя здесь, Кристина. С мужчинами одно беспокойство. — Не говоря уже о том, что сама одной ногой стою в могиле, мысленно добавила она.
— Да, они оба непростые люди, — согласилась Кристина.
— В том-то все и дело. Они скрывают свои чувства, храбрятся в моем присутствии, однако в душе… — Элизабет тяжело вздохнула.
Вспомнив о сцене в отцовском кабинете, Кристина не нашла, что возразить.
— Особенно меня беспокоит Говард, — продолжила мачеха. — Ты заметила, как он напряжен?
— Кажется, он немного похудел, — пробормотала Кристина, сделав глоток чаю. — Но в остальном выглядит вполне здоровым, — добавила она, ясно представив себе загорелый мускулистый торс Говарда.
По счастью, мачеха вроде бы не заметила краски, залившей ее лицо и шею.
— Не могу отрицать, у него от природы отличное здоровье, — согласилась Элизабет. — Но все имеет свои пределы. — Кристина, как никто другой знающая по своему опыту, что это такое, молча кивнула. — По правде говоря, Огастес все больше и больше рассчитывает на него. Беда в том, что твой отец в некотором роде деспот.
Кристина невесело рассмеялась.
— Вряд ли с этим можно поспорить!
— Все эти годы он окружал себя подобострастными людьми без инициативы. Теперь же, когда понадобился человек, способный снять с его плеч тяжелую ношу руководства корпорацией, не нашлось никого, кому бы это оказалось по силам! Можно, конечно, сказать, что виноват в этом только он. Наверное, потому Огастес и обратился к Говарду… — Элизабет неожиданно рассмеялась. — Если кого и можно обвинить в подобострастии, то только не Говарда!
Не находящая в этом ничего смешного Кристина промолчала.
— Знаешь, Говард приходит сюда и сидит со мной часами. Но мне известно, что потом ему приходится работать допоздна, а на следующий день вставать до рассвета. Я пыталась заставить его развеяться, но он только улыбается и делает по-своему. Надеюсь, что ты мне в этом поможешь…
— Я? — воскликнула изумленная Кристина. Разговор явно начинал приобретать нежелательный оборот. — Но как?
— Ну, например, попроси его угостить тебя хорошим обедом или предложи сопровождать тебя на прогулке. Говард — любитель ходьбы. Уверена, это принесет ему пользу.
— Но если он игнорирует ваши просьбы, то тут вряд ли поможет мое вмешательство, — запротестовала Кристина.
— Думаю, ты недооцениваешь своего влияния на него, дорогая.
Неужели у меня начинается паранойя, подумала она, с подозрением всматриваясь в лицо мачехи. Однако на нем можно было прочесть лишь вполне понятную тревогу матери за сына, не более того.
— Я не имею никакого влияния на Говарда.
— Посмотрим, — пробормотала Элизабет и, сменив, к большому облегчению Кристины, тему разговора, начала рассказывать о вечеринке, которую Огастес собрался устроить в честь ее дня рождения.