Все это время я спала в гостиной на диване, Роман не позволял даже просто лечь рядом. А спустя неделю я проснулась в пустой квартире…
Глава 20
Пила чай, задумчиво пялясь в стену и гадая, что я сделала не так? Почему он ушел и не оставил даже записки? Я стала настолько ему неприятна, что он не посчитал нужным сообщить, что уходит? В глаза мне побоялся смотреть?
В груди болезненно заныло, а предательское сердце словно тисками сжали. И сама не понимала то ли это мое уязвленное самолюбие, то ли… Об этом варианте даже думать страшно было и мысленно произнести самой себе не получалось. Но в груди горело, а слезы из глаз катились сами собой. Я всегда считала это отдельным видом женского мазохизма — влюбиться в плохого парня и страдать. А оказалось, что и сама я мазохистка. Изощренная. Только вот его напору слишком сложно противостоять. Рома окутывает собой, занимая все свободное пространство: в мыслях, чувствах, желаниях. Он поразительно легко вытеснил из моей жизни Никиту, да так, что я и думать о нем забыла.
Вот зачем впустила? Знала, чувствовала, что нельзя, табу! Разрушит жизнь и сердце в клочья разорвет, не соберу второй раз. Ушел и часть меня с собой забрал.
Смотрела на темный экран мобильного, не выдержала и набрала номер. Не ответил. А потом и вовсе отключил! Телефон выпал из ослабевших пальцев. Ну что ж, он сделал свой выбор. Мне оставалось только его принять…
Трое суток я не выходила из дома. Просто лежала на диване и пыталась смотреть телевизор, плохо понимая, что показывают на экране. Мобильный отключила, чтобы не смотреть каждую минуту на дисплей, ожидая … чего? Звонка? Сообщения?
На четвертые сутки поднялась с постели, найдя в себе силы принять душ. Посмотрела в зеркало и нахмурилась: мертвецки бледное лицо с черными кругами под глазами, похудела, осунулась. На бедрах еще виднелись синяки — следы от его пальцев. Глаза как у собаки побитой, которую хозяин бросил на улице, а она все чего-то ждет.
Долго смотрела на свое отражение, в конце концов разозлилась. На себя. Рома не тот мужчина из-за которого стоит терять себя. А сердце… Поболит и пройдет, уж мне ли не знать.
Превозмогая лень и апатию стала приводить себя в порядок. Долго стояла в душе, надеясь, что теплая вода смоет боль и горечь. Не смыла, но выглядеть я стала не в пример лучше.
Переоделась и ушла на работу, так и не включив телефон. В тот день была смена Веры, сменщицы Даши. До самого закрытия мы работали вместе, поток покупателей был почти непрерывным, а я в который раз убедилась, что работа лечит, отвлекает. Забегала баба Катя, с улыбкой рассказывая, что Валера стал чаще приезжать. Я только улыбалась в ответ.
Вечером мы с Верой закрыли магазин и попрощались до утра. Дошла до своего подъезда и решила не подниматься сразу. Очень хотелось курить. Достала сигарету из пачки, но прикурить не успела. Кто-то подкрался сзади. Я успела услышать только шумное дыхание, а потом резкая боль обожгла затылок и в глазах потемнело…
Пришла в себя от дичайшего мата, раздававшегося невдалеке. Поморщилась от боли во всем теле и попыталась сфокусировать зрение. Получалось плохо. Перед глазами все плыло, меня мутило. Оставила дурную затею и расслабилась, прислушиваясь. Ругался Кай. Не громко, но настолько жутко и проникновенно, что тело мгновенно покрылось мурашками. Невольно посочувствовала тем, кто попался ему под горячую руку:
— Прости шеф, он шустрый такой. И все закоулки местные знает, оглянуться не успели, его и след простыл, — виновато оправдывался незнакомый мне голос.
— А вы блядь мальчики-зайчики из оперного хора? Вдвоем не могли одного хрена догнать? Я вам за что такие бабки плачу, чтоб вы видео в интернете смотрели? — продолжал бесноваться Кай, — запомнили, как выглядит?
— Тот же самый.
— Звони нашим, пусть по району погуляют, — голос Кая звенел от ярости. Мысли текли вяло, словно кисель. Тот же самый кто? Инкогнито, который разбил стекло в магазине? Чем же я ему так насолить могла? Не дала продукты в долг?
Визг тормозов, хлопнула дверь и ко мне подлетел кто-то огромный. Схватил своими лапищами, обдавая знакомым ароматом, смешанным с амбре недавних возлияний:
— Скорую вызвали? — спросил Рома, продолжая ощупывать мои конечности.