- Сволочь! – заорал Дориан, возвращаясь к попыткам освободиться. – Я же подумал, что сильно ударил тебя! А ты… как обычно! Урод!
Обычный обмен «любезностями», без которого проходил редкий день братьев.
- Пугало! – не отставал от Дориана Леон, продолжая крепко держать его и не позволяя подняться.
Когда младший попытался обернуться, чтобы высказать всё, что он думал о брате, ему в лицо, Леон быстро прижал его за загривок, вновь утыкая лицом в матрас.
- Не нужно бороться с тем, кто сильнее! – победно крикнул Леон. – Лучше сразу признай своё поражение и сиди себе тихо в сторонке, - он захихикал, - как девчонка.
- А ты меня отпусти и тогда посмотрим, кто из нас ещё девчонка!
- Ну… - задумчиво протянул Леон, переставая удерживать брата, - чисто физически – никто.
Дориан даже не успел отреагировать, когда брат ухватил край его футболки и натянул её ему на голову. Сняв её с головы, он прорычал:
- Сука…
Он был растрёпанный, взбешённый, с всклокоченными волосами и лихорадочным румянцем на щеках и таким же блеском в глазах.
- Может быть, - неожиданно спокойно ответил Леон и скрестил руки на груди. – Зато ты больше не грустишь. И силы у тебя появились.
Складочки злости разгладились на лбу Дориана и ярость внезапно куда-то улетучилась. И так было всегда. Они могли ссориться сто раз на дню, могли не разговаривать друг с другом по несколько часов, затаив обиду и идя на поводу гордости, но никогда даже не мирились по всем правилам. Просто в какой-то момент один подходил к другому и они продолжали общаться так, словно и не было никакой ссоры. Этой их особенности очень удивлялись товарищи по группе, но им оставалось только строить догадки и непонимающе пожимать плечами. Они понимали, что понять этого им просто не дано. Такое доступно только близнецам.
Подползя к брату, Дориан упёрся лбом ему в плечо, на губах его играла лёгкая улыбка. Приобняв Дориана, Леон погладил его по спине, но после недолгой идиллии всё-таки не удержался и сказал, прерываясь на смех:
- Ди, не делай так, а то ты на барана похож: кудрявый и бодаешься!
- А ты на облизанную кошку похож в таком случае, - не оставшись в должниках, отозвался Дориан и, сев ровно, провёл ладонью по аккуратно уложенным волосам брата.
- Так все кошки облизанные, - пожал плечами Леон и начал искать что-то по карманам, - потому что они все моют сами себя.
Остановив поиск, он поднял на брата взгляд, подчёркивая:
- Но если я и из кошачьих, то точно не кошка, а кот.
- Мяу, - протянул Дориан, вытягиваясь к брату и нарочито дуя губы.
Леон в ответ зашипел, также подражая кошачьим повадкам. Показав ему напоследок язык и ещё раз испортив причёску, Дориан встал и снова сел за стол, развернув окно браузера, он нахмурился, пытаясь вспомнить, что же он хотел найти до того, как к нему в номер завалился Леон. Но брат вновь перетянул на себя всё его внимание – сначала щелчком зажигалки, а потом табачным дымом, который полз к носу и не позволял сосредоточиться.
Стоически вытерпев около минуты, Дориан развернулся к брату, положив руки на спинку стула и выжидающе смотря на него.
- Тебе обязательно нужно курить здесь? – спросил он, так и не дождавшись реакции Леона.
- Ди, а в чём проблема? – спокойно поинтересовался старший, затягиваясь крепким сладковатым дымом.
Дориан ответил не сразу, немного зависая на сигарете, которую брат так вкусно обхватывал губами. Подняв взгляд к глазам Леона, он ответил:
- Ты же знаешь, что я бросаю курить.
Дориан, как и Леон, закурил в пятнадцать лет и ему нравилась его пагубная привычка, потому что она помогала успокоить нервы, а это при их сумасшедшем графике работы было просто необходимо. И он бы никогда не подумал бросать курить, если бы это за него не решил продюсер – Рональд Фишер. Он небезосновательно считал, что курить солисту, коим являлся в группе Дориан, очень вредно, и постоянно капал подопечному на мозг, приводя тысячи и тысячи доводов против его вредного пристрастия. Периодически Дориану это надоедало и он обещал, что завяжет с курением и даже пытался это сделать. В настоящее время он пытался сократить количество выкуриваемых сигарет и уже дошёл до пяти штук в день. Но тело и привыкшая к никотиновому успокоительному психика требовали большего. В этом плане он очень завидовал Леону, который был гитаристом, и потому Рональд не мог сказать, что курение для него более вредно, чем для всех остальных живых людей.