Натасканное за годы чутьё подсказывает, что просто не будет. Промзоны сами по себе не очень удобное поле боя ввиду того, что там легко затеряться и в то же время негде спрятаться. Вот такой парадокс. А всё потому, что если ты пришёл туда первый — занял самые удобные позиции. Все, кто входят, оказываются как на ладони.
К сожалению, территория наша, но первые там сегодня не мы.
Допиваю чай, поднимаюсь, поправляю штаны, одёргиваю чёрную кожаную куртку.
— Ты опять без брони? — хмурится Грановский.
— Ты же знаешь, мне всегда пытаются стрелять сразу в голову.
— Угу, серебряными или осиновыми пулями, — смеётся друг.
— Само собой. Ладно, давай, — протягиваю ему ладонь, — поеду, «приберусь» на твоей новой земле, да будешь строить.
Выхожу из его кабинета, поднимаюсь к себе в «гнездо», фактически под крышу, на самый последний этаж высотки. Собираю парней и даю уже серьёзный инструктаж. Они все, как и я, матёрые хищники, к которым позывной прирос вместо имени, данного при рождении.
— Выезжаем! — командую я, забирая из оружейного сейфа запас патронов, второй пистолет и метательные ножи. Креплю всё на теле, застёгиваю куртку и последним выхожу из своего кабинета.
На место едем молча. Все настраиваются на бой, понимая, что кто-то сегодня может не вернуться домой. Работа у нас такая, никто не жалуется, но к жизни и смерти относятся по-особенному.
Тачки бросаем на подъезде к промзоне. Дальше пешком, прислоняясь к стенам и рассыпаясь по территории согласно плану. Связь в ухе, слышим друг друга отлично.
Первые выстрелы и хриплый стон прорезаются уже через десять секунд.
Начинается обратный отсчёт зачистки.
Крадусь вдоль одной из бетонных безликих стен, удерживая оружие в боевой готовности. Замираю, прислушиваюсь к приближающимся шагам. Действую на опережение, производя два точных выстрела. В стену недалеко от моего уха влетает пуля.
Ну говорил же, мне всегда целятся в голову!
— Ах ты ж, сука, — шиплю, ныряя в нишу между постройками.
Ещё один выстрел в мою сторону.
Быстро прикидываю, из какого угла стреляют. Перекатываюсь и снимаю стрелка с колена. Темно уже. Эхо быстрых шагов, хрипов, выстрелов заполняет пространство. Ориентироваться становится сложнее.
— Сколько их? — спрашиваю в гарнитуру.
Тех, что мы насчитали, уже давно убрали, но перестрелка продолжается и только набирает обороты. Значит, моё чутьё снова меня не подвело и здесь люди не только по поводу земли, но и по мою душу. Это своеобразная охота. За годы службы я накопил связи, деньги на своих счетах и ещё информацию, а кто владеет информацией, как известно, владеет миром. Я не претендую, но некоторые этого не понимают.
— А хер его знает, — раздаётся в ответ.
— Ворон, послушай, — зовёт Мирный. — Сегодня ты останешься здесь, — предсмертный хрип от «чужого».
Оглядываюсь на шаги. На меня выскакивает «тело», стреляю в него и тут же задыхаюсь от резкой боли, пронзившей меня. Я знаю эту боль. Так в живую плоть входит пуля.
— Крыша! — орёт Мирный, уже не шифруясь.
— Ворон! Блядь, Ворон! — с другой стороны.
— Ложись! — прикладываю ладонь к ране.
Рывок вперёд, роняю своего бойца, закрывая собой, и ловлю ещё одну пулю.
В глазах темнеет, дышать становится не просто больно, каждая попытка вдохнуть ощущается невыносимым жжением. Футболка стремительно пропитывается моей кровью. Я откатываюсь на спину и понимаю, что встать больше не могу.
Всё, пиздец птичке?
Из горла свист, во рту привкус металла, и темнота вокруг становится ещё гуще. Фоном голоса.
— Зачистили. Как он?
— Хуёво, — отвечает кто-то из моих.
— Скорую надо, — Мирный.
— Нель-зя, — едва слышно говорю ему. — С-сами в-выт-тас-скив…
Темнота…
Боль…
Сдохнуть, конечно, хотелось не так. Промзона — далеко не предел моих мечтаний. Мозг ещё пытается что-то соображать в привычной цинично-ироничной манере. Прямо как шестнадцать лет назад, когда нас подставили на тот момент ещё свои, и я на пару месяцев застрял в тёмном подвале, где всегда было холодно, пахло моей кровью, сыростью и день перепутался с ночью. Тогда выжить мне помогли как раз чёрный юмор, цинизм и злость. Сидишь ты без сил, липкий весь, потный, вонючий, привязанный с стулу. Тебя пиздят и режут всем, что попадается под руку, а ты шлёшь их нахуй и улыбаешься, ведь теперь есть ради чего цепляться за эту чёртову жизнь зубами. Теперь дома ждут. Маленькая уютная ведьмочка…
Когда все уходили, я представлял, как она хозяйничает в моей холостяцкой квартире, как та пахнет простой домашней едой, как любимая девочка греет ставшую нашей постель и, наверное, скучает. И я скучал.