— Да я помню, что ли? — отмазывается он.
— Мирный! — рявкаю громче и снова морщусь от боли.
— Светленькая, не толстая, просто крупная. Обычная врачиха. Лет сорока, наверное. Говорю ж, не разглядывал.
— Спасибо, что спас и прикрыл, — перевожу тему.
— Забей, — хлопает меня по ноге и снова сваливает в кресло, поближе к телеку.
А я бешусь от того, что пока даже пошевелиться нормально не могу. Это старая холостяцкая привычка, всю жизнь один, если не считать сказочной осени, которая теперь, кажется, была и не про меня, а про какого-то другого Ворона, у которого за бронёй было обнаружено сердце. Нашли, выдрали с корнем. Я стал злее, циничнее, жёстче. И рассчитывать привык за столько лет только на себя, поэтому беспомощность злит до нового приступа боли в ране. Но больше меня злят воспоминания. Навязчивый цветочный запах так и стоит в носу. Надо чем-то перебить.
— Мирный, дай сигарету, — прошу я.
— Нельзя тебе, — откликается друг.
— Сам возьму… — сиплю, пытаясь приподняться на локтях.
— Блядь, Ворон! Лежи! — он подрывается, давит мне на плечи, прижимая к дивану.
— Сигарету, — напоминаю ему.
Уходит на кухню, возвращается с прикуренной сигаретой, вставляет мне в губы и садится рядом. Делаю затяжку. Горький дым адски дерёт горло и забивает лёгкие, в которые и так кислород сейчас поступает через раз. Всё тело начинает покалывать, оно становится ватным, а голова кружится до чёрных точек перед глазами.
Мирон забирает у меня изо рта сигарету, скидывает с неё пепел и возвращает мне. Снова глубоко затягиваюсь. Тошнит люто. Мозг отвлекается на массу неприятных сигналов от организма, и все фантомы развеиваются.
Так-то лучше.
Глава 6
Ирина
Завтрак почти готов. Смотрю на яичницу и чувствую, как тошнота подкатывает к горлу. Уже не в первый раз. Этого ещё не хватало. Зависаю на пару мгновений, пытаясь вспомнить, какой сегодня день цикла, но бесполезно. Надо будет проверить.
Накрываю сковороду крышкой и смотрю на часы. Если Егор не поторопится, непременно опоздает. Десятый класс — это уже не шутки. Только хочу окрикнуть, как сын появляется на кухне. Мажет по мне хмурым взглядом и плюхается на табурет. Что ещё случилось?
— Доброе утро, — взъерошиваю его влажные после душа волосы и утыкаюсь губами в макушку. Вдыхаю едва ощутимый аромат и улыбаюсь. Совсем взрослым стал мой любимый мальчик. Нежность заполняет до краёв, как и всегда при общении с сыном.
— Доброе, — буркает Егор, всем своим видом демонстрируя нежелание общаться.
Ставлю перед ним тарелку с яичницей и кофе с молоком.
— Что с настроением?
— Нормально всё, — огрызается как волчонок и прячет глаза. Но я слишком хорошо его знаю, чтобы так просто сдаться.
— Я же вижу, — укоризненно тяну.
Между нами очень честные и доверительные отношения. И я дорожу ими. Всегда стараюсь выслушивать сына и вдумчиво помогать. Жаль только, не всегда есть на это силы. Да и в последнее время мы немного отдалились, и мне это совсем не нравится.
Всё понимаю, мальчик взрослеет и пытается найти своё место в жизни. Но я панически боюсь, чтобы Егор не попал в дурную компанию и не стал таким, как его отец.
— Вы с отцом вчера опять ругались, — Егор тяжело дышит и сжимает кулаки.
Слышал… А я столько раз просила Асада не начинать разборок при сыне. Всё сложнее внушать ему уважение к отцу. Особенно после того, как тот унижает мать. В юношеских мозгах это табу. И я не имею право форматировать это под норму. Мой сын не будет ублюдком. Никогда.
— Не бери в голову, — улыбаюсь, пытаясь сгладить углы, хоть в душе клокочет от ярости и обиды. — Всё уже нормально.
Ни к чему устраивать бойню. Это моя война, и втягивать в неё сына я не собираюсь. Мал он слишком и слаб. Асад перешибёт его одной левой и не поморщится.
— Сколько это всё будет продолжаться? — вскидывает на меня яростный взгляд и со звоном откидывает вилку. — Так нельзя!
— Егор, я прошу тебя, не вмешивайся, — строго повышаю голос, жёстко формируя границы дозволенного. — Мы сами разберёмся.
— Почему ты терпишь всё это? Почему не уходишь? — вскакивает на ноги и со злостью смотрит на меня. — Ты же не любишь его.
Меня дёргает от внешнего сходства, но я не подаю вида. Надо как-то успокоить сына, но у меня нет сил. Я не знаю, что ещё придумать. Как объяснить всё так, чтобы он понял. Невозможно. Это только мой выбор. Моё решение. И ответственность тоже только моя.
— Ты ещё слишком молод, чтобы понять, — пытаюсь обнять, но Егор грубо отталкивает меня.
— Конечно, — выплёвывает гневно и выходит с кухни.