Выбрать главу

Но унылые лица одноклассников давно приелись, и только Лиза, рыжая и веснушчатая, выделялась в толпе. Поймав Юлин взгляд, Лиза улыбнулась, как улыбаются дети, просто так, без всякой причины, и от этого на сердце у Юли как будто стало светлее.

– Знаешь что? – сказала она. – Пойдем кататься на роликах.

– Тогда нужно идти домой, а там – бабушка. Юля еще раз обвела взглядом Коридор, посмотрела на Лизу, потом на Марину и наконец сказала: – Хорошо. Мы возьмем ролики напрокат. Идет?

11

Юля подошла к кассе и протянула в окошко деньги:

- Два.

– Эй, – Марина потянула ее за рукав, – это за вход. А ролики?

Они никогда не брали ролики напрокат, но на этот раз пришлось раскошелиться – это Лучше, чем объяснять Генриетте Амаровне, почему их отпустили с уроков.

– И ролики, – сказала Юля и достала из рюкзака сто рублей.

Она забрала сдачу и взяла квитанции.

– Откуда у тебя деньги? – спросила Марина.

– Деньги? – Юля вздохнула, но не то чтобы грустно, а скорее с облегчением. – Если честно, я копила на туалетную воду.

– Правда? – обрадовалась Марина, но тут же вспомнила, что часть денег они уже потратили, а значит, радоваться нечему. – А какая вода? – грустно спросила она..

– Элизабет Арден, – вздохнула Юля. – Новый запах – называется «Грин Ти».

- «Грин Ти»? – Нет, Марина никогда не слышала про такую туалетную воду. – Зеленый чай?

Причудливое название придавало незнакомому запаху особенную прелесть, но теперь это было все равно. Марина чувствовала себя виноватой, однако Юля не привыкла расстраиваться из-за таких мелочей: подумаешь, вода – просто ей нравился этот запах.

– Вку-у-усная, – сказала она. – У Лизы такая, ей сестра на день рождения подарила.

Протянув рюкзак старику, сторожившему сумки в камере хранения, Юля достала из бокового кармана еще сто рублей.

– Это на сок; – сказала она. – Тут такой вкусный сок.

– Ты сошла с ума. Жалко…

– Гулять так гулять. – Юля сунула деньги в карман. – У меня все равно не хватало.

Сначала Марине дали такие старые ролики, что нога едва держалась в ботинке – кататься на таких роликах было невозможно, и она решила поменять их на другие. На этот раз ей дали ролики без тормоза.

– Извините, можно с тормозом? – спросила Марина, немного робея.

– С тормозом? – Молодой человек в желтой бейсболке, повернутой козырьком назад, строго посмотрел на Марину и, подтянув брюки, такие широкие, что в них могло поместиться еще несколько человек, улыбнулся веселой, зубастой улыбкой. – Нет проблем, – сказал он и исчез.

Через минуту он появился снова.

– Вот, – сказал он и протянул Марине отличные ролики, почти новые. – Пойдет?

Юля слишком слабо зашнуровала ботинок, поэтому через два круга пришлось остановиться. Юля с ногами села на широкий бортик и расстегнула клипсу.

– Ну как, – сказала она, – жизнь налаживается?

– Жизнь? – спросила Марина, как будто только теперь поняла смысл этого слова.

Она повернула голову и на огромном экране, который висел напротив, увидела свое лицо – улыбающееся и счастливое.

– Ну вот, – сказала Юля, зашнуровывая ботинок. – А ты не хотела идти.

12

На улице было сыро и пасмурно, а на душе – тоскливо. Марина ужасно хотела домой, но до конца урока было двадцать минут. Двадцать минут – это так мало, когда катаешься на роликах, но, когда сидишь на уроке, двадцать минут – это целая вечность.

Кахобер Иванович рассказывал что-то, прохаживаясь между партами, но Марина его не слушала.

Она посмотрела в окно – и то, что она увидела, ее изумило.

– Смотрите! – сказала она так громко, что Кахобер Иванович обернулся.

С неба падали огромные белые хлопья. Снега было так много, что даже дома, который стоял напротив, не было видно.

– Снег! – сказала Марина и виновато улыбнулась.

Даже если бы за окном появилась летающая тарелка, Кахобер Иванович должен был бы сделать Марине замечание, но вместо этого он посмотрел в окно – и тоже улыбнулся, отчего его усы зашевелились.

– Зима, – сказал он.

И сразу на душе у Марины стало светло и радостно.

– Скоро каток зальют, – сказала Юля, когда они вошли в подъезд. – Надо коньки наточить.

Юля достала из кармана ключи, но, к ее удивлению, дверь оказалась открыта.

– Ба, – позвала Марина. – Бабушка!

Из комнаты выглянула Генриетта Амаровна.

- Уже пришли? – сказала она, и ее лицо приняло озабоченное выражение, потому что она забыла сделать салат, а сейчас ей было не до этого.

– А почему дверЬ’открыта? – спросила Марина. Еще она хотела спросить, почему бабушка сидит в темноте, но теперь в этом не было необходимости на пороге комнаты стоял Колька.

– Проводка в порядке, – сказал он. – Надо смотреть щиток.

– Здрасте. – Юля улыбнулась, и Марину это привело в бешенство.

Улыбаться? Ему?

– Здрасте. – Колька ласково посмотрел на Юлю, потом на Марину и широко улыбнулся, отчего его лицо, круглое, как сыр, стало еще шире.

Он был похож на сытого кота и на первый взгляд действительно казался безобидным и даже доброжелательным. Но что бы ни говорила Юля, его развязная походка и глаза-угольки, ужасно хитрые глаза, – все это производило двоякое впечатление: может, он правда «милый человек», а может, негодяй, каких мало.

– Как успехи? – спросил Колька, обращаясь к Юле.

Он по-свойски потрепал ее по плечу и, не дожидаясь ответа, вышел на лестничную клетку.

– Нормально, – пожала плечами Юля.

– Это хорошо, – сказал Колька из-за двери. – Молодец.

- А?

– Молодец, говорю. Так держать.

«Марина права, – подумала Юля. – Такой действительно может убить. А сам при этом будет улыбаться».

Даже если Марина была права, Колька не сказал ничего, что могло бы его выдать, но что-то настораживало в его поведении – наверное, эта нарочитая доброжелательность. Юля с детства не любила, когда с ней сюсюкают.

Через пять минут в коридоре зажегся свет, и, получив скромное вознаграждение, Колька наконец ушел.

– Бабушка, – сказала Марина, когда, расплатившись с Колькой, Генриетта Амаровна вошла на кухню, – что он тут делает?

– Кто он? – не поняла Генриетта Амаровна.

– Этот тип, электрик. Что ему надо?

– Как что? – удивил ась Генриетта Амаровна. – Муся, у нас перегорел свет.

– Просто так? Ни с того ни с сего?

– Ну да.

Вид у Генриетты Амаровны был растерянный она не понимала, в чем ее вина. Если бы Марина объяснила – тогда другое дело, но она не могла сказать правду, а потому, устроив сцену, выглядела как нельзя более глупо. Марина это понимала, но доводы разума уже не действовали – так было всегда, когда она срывалась.

– И потом, бабушка, может, он бандит. Как ты могла пустить его в дом?

– Муся, что с тобой? – Генриетта Амаровна надела очки. – Это просто электрик.

Когда•Генриетта Амаровна чего-то не понимала, она всегда надевала очки. Но сейчас это не помогло. Со стороны могло показаться, что Марина сошла с ума.

– Бабушка, – сказала она, – электричество не может погаснуть просто так.

– Успокойся. – Юля потянула ее за рукав. - Давай есть.

– Я спокойна, – крикнула Марина, отдернув руку. – Просто это глупо. Зачем пускать его в дом? – я не понимаю. – Генриетта Амаровна поверх очков посмотрела на Марину. – Муся, в чем дело?

13

На тротуарах, на ветках деревьев и на крышах – всюду, лежал снег. Снег шел целый день, но, когда стемнело, облака рассеялись, и теперь небо было усыпано звездами.