– Клим, – раздался рядом голос адвоката, – это заведующий отделения травматологии – Загир Магомедович, он же врач, который принимал девочку.
Мы обменялись рукопожатиями и вместе с матерью слушали заключение врача.
– У Алёны Комар перелом со смещением, нарушены структуры соединительной ткани между большой и малой берцовой костями, повреждены связки, необходима экстренная операция.
– Так почему же она еще не произведена? – удивился я.
Хирург скосил взгляд на родственницу пациентки, которая была бледнее снега.
– Моя внучка отказывается от операции здесь, – глухо произнесла женщина.
– Но почему?
Ответ на этот вопрос поступил уже от врача:
– Эта больница не владеет артроскопической техникой, мы можем вправить кость, поставить гипс, но сделать пластику связок здесь невозможно. Её нужно везти в ближайший город, где проводят такие операции, но чем больше времени проходит, тем сильнее будет нарастать отёк, а значит, операцию, возможно, придётся отложить.
Я видел, как женщина пытается стойко держаться из последних сил, её взгляд то и дело возвращался в сторону палаты, в которой лежала девочка.
К нам подошла другая женщина, которая минуту назад бросала в меня обвинения, и теперь как коршун нападала на врача.
– Господи, ну скажите, что делать, вы же понимаете, что она мастер спорта международного класса, она в сборной России. Неужели Вы ничем не можете помочь!?
Врач покачал головой, умывая руки.
– Где могут провести нужную операцию? – вклинился я в диалог, наконец начиная хоть что-то понимать.
Организовав вертолёт, который должен был через пару часов забрать девочку в одну из лучших клиник Москвы, я немного успокоил свою совесть.
Я подошёл к палате, дверь которой была приоткрыта, и посмотрел на девушку, что лежала, безжизненно уставившись в потолок, обложенная льдом нога покоилась на подушках. От её пустого взгляда мне стало не по себе, будто её тут и не было, и меня и людей вокруг тоже. Она ничего не замечала и ни с кем не говорила. Я видел, что она слабо реагирует только на бабушку. Когда же к ней в палату вошла та суровая женщина, как мне потом стало известно, её тренер, девушка и вовсе отвернулась, при этом не произнеся ни слова.
Выходя из её палаты, женщина вновь полоснула меня холодным взглядом и удалилась. Видимо, мой поступок её не впечатлил.
Мне хотелось подойти к девчоночке, попросить прощения, но я не смел. Попытался расспросить хирурга о том, что будет, если операция пройдёт успешно. Врач замялся, но ответил, что даже при наилучшем исходе нельзя гарантировать, что функциональность вернётся полностью. На спортивной карьере, вероятнее всего, придётся поставить крест.
Девочка не говорила с врачами, не слушала тренера, видимо, из-за того, что боялась услышать от них этот приговор. Муки совести вернулись ко мне в десятикратном размере. Я мерил шагами больницу, не находя себе места, в ожидании вертолёта. Когда мне сообщили, что он готов принять пациентку, санитары переложили девочку на каталку и я, наконец, удостоился её единственного взгляда. Никогда в жизни на меня так не смотрели. Голубые глаза хотя и были сейчас ясными, не затуманенными больюпосле нескольких уколов анестетиков, но в то же время тёмными, как пропасти, через которые можно заглянуть в самую бездну, и то, как на меня смотрела её тренер или родственница, было ничем, под испепеляющим прямым взглядом спортсменки, сулившим мне вечные муки ада после долгой и мучительной смерти.
Что ж, заслужил, и пообещал себе добиться её прощения во что бы то ни стало.
Кроме девочки на борт взяли меня и её бабушку, которая всю дорогу держала внучку за руку, также с нами был врач принимающей больницы. Бабушка не пыталась говорить ей, что всё будет хорошо, они даже почти не разговаривали, но мне казалось, что им и не нужны слова, чтобы понимать друг друга, достаточно жестов и взглядов. В какой-то миг я ощутил беспомощную зависть к этой девочке, которая знала, что такое, когда тебя безусловно любят, в отличие от меня, знающего лишь чувства, рождённые на взаимовыгодном расчёте.
3. Алёна
Боль в ноге утихла, а я пыталась перестать думать о своём будущем. Находясь в городской больнице, единственное, о чём я сожалела, – это то, что я осталась жива, что этот богатый ублюдок меня не убил. Потом, когда в палату зашла бабушка и сообщила, что сбивший меня парень организовал перелёт в Москву и операцию в известной среди спортсменов клинике спортивной травматологии, тугой узел в моей груди начал немного разворачиваться и ослаблять болезненное давление и страх перед неизвестностью.