– И ненавижу тебя, и люблю одновременно, и жить без тебя не могу, и убить хочется, – сжимаю пальцами её шею, демонстрируя палитру своих чувств, – свернуть бы твою шейку и больше никогда не мучиться мыслями о тебе.
– Не получится, Самгин, – вновь целует, но теперь чувствую, как её слезы высыхают, а губы изгибаются в улыбке, покрывая моё лицо поцелуями, – я тебя, даже умерев, не отпущу, буду преследовать тебя и всех твоих баб, жить спокойно не дам, не рассчитывай на это.
Блядь, почему я слышу эту нелепую угрозу, и она делает меня счастливейшим из людей?
Провожу рукой между её ног, она горячая и влажная для меня, настолько, что я чувствую доказательства её желания и на девичьих бёдрах. Опускаю её спиной на матрас, упираясь руками по обе стороны от её лица, смотря в ожидающие глаза.
Хотел наказать её, обидеть, ужалить, хотя бы на часть показать, каково мне было всё это время без неё. Но сейчас, когда она лежит подо мной, разве я могу желать чего-то иного кроме её удовольствия? Касаюсь губами, вспоминая вкус её кожи. Она самый лучший десерт в моей жизни, вишенка на любимом торте для парня, который перепробовал кучу сладостей.
Не знаю, чего желаю сильнее, целовать её, притрагиваться к ней или смотреть, как она вздрагивает от моих прикосновений, как кожа покрывается мурашками, а розовые соски напрягаются, становясь острыми.
Покрываю поцелуями её тело, спускаясь губами к самому сокровенному месту, которое хотел попробовать и изучить с начала нашего никудышного знакомства. Представляя себе вечерами, когда девчонка со мной не разговаривала, смотрела сквозь меня или с ненавистью, как бы она реагировала на такие ласки, как бы искажалось её лицо в наслаждении. Абсурдно, но эти мысли тогда часто крутились в моей голове.
Блядь, мечты сбываются, и я между её ног, целую нежную кожу бедра, собирая языком вкус её возбуждения. Чувствую, как она замирает подо мной, не дышит, как мышцы её тела каменеют в напряжении, но она не отталкивает меня в напускной скромности, а ожидает продолжения. Я ласкаю её, одурманенный её запахом и вкусом, со всеми первобытными инстинктами, которые остались во мне от предков, понимая, что она должна идеально мне подходить.
Готовлю её к проникновению, не желая причинить боль или, по крайней мере, желая свести её к минимуму, посасывая маленький напряжённый клитор, проникая в неё пальцами. Она не сопротивляется, а подаётся мне навстречу, двигаясь бедрами в такт моего языка и поступательным движениям пальцев. Чувствую, как её пальчики перебирают мои волосы, притягивая к себе.
Мне хочется её поглотить, забрать всю себе до самого дна, со всей жадностью, с которой я отношусь к ней, не желая делить её ни с кем и ни с чем в этом мире. Когда она подходит к пику, и я, оставляя её на этой вершине, трачу секунды на освобождение зубами презерватива из упаковки.
Она заворожённо, с нескрываемым голодом в глазах, смотрит на то, как я натягиваю кондом на член, облизывая пересохшие губы так чувственно, что кажется, она тоже хочет попробовать меня ртом.
У меня были дурочки, которые считали, что для меня что-то значит их девственность, и дарили мне этот подарок, порой и не предупреждая о нём. Но без чувств к его обладательнице для меня факт того, что я первый, никогда и ничего не значил. Мне не важно, сколько у девушки на одну ночь было до меня мужчин, сколько будет после, при должном уровне защиты.
Даже если бы у Алёны был бы кто-то до знакомства со мной, я стёр бы любые сравнения из её памяти, доказывая, что я лучше любого другого, как в любом первобытном обществе. Трахал бы её до потери сознания, пока не вытеснил из её головы всех остальных.
Знал, что она девственница. Это заставляло относиться к ней по-особенному. Более трепетно, чем к любой другой.
Впрочем, вру. Для меня она вся была особенной.
Тяну её, усаживая разведёнными ногами на себя. Она сама понимает, чего я хочу, и приподнимает бедра так, что я могу провести членом по её губкам и клитору. Хватается за мои плечи, балансируя у края пропасти, целует меня, задыхаясь от возбуждения, и я совершаю движение бёдрами, оказываясь внутри тугой плоти, плотно сжимающей мой член. На её губах замирает крик, который я забираю губами. Не двигаюсь, но она сама глубже насаживается на меня, морщась. Моя спортсменка до безумия упряма и никогда не отступает.
Одной рукой придерживаю её за задницу, а другой мягко массирую клитор, пока она приподнимает бёдра, чтобы вновь опуститься на меня.
– Больно? – спрашиваю в её губы, чувствуя, что между нами больше нет преград, что мы единое целое, больше нет меня или её, а есть только мы.