С этой мыслью я держал путь к ней. Но зародившееся плохое предчувствие не покидало, что-то должно вот-вот случиться. Мы договорились, что как только я вернусь, то приеду сразу к ней домой. Правда, она ждёт меня только завтра, но вроде всё равно не должна оставаться на базе, когда звонил, не брала трубку, что заставляло меня сильнее давить на газ. Если отец с ней что-то сделает, убью его.
В город въехал уже ночью, жаль было её будить, но мне нужно было её сейчас увидеть, убедиться, что с ней всё в порядке.
Дверь оказалась не заперта, но я этому даже не удивился. Алёна в некоторых вопросах была совершенно беспечной. Услышал странные звуки, исходившие из её спальни, и замер. Других вариантов не было. Сердце совершало глухие удары в груди, казалось, моя кровь сгустилась, медленно стекая по жилам, и каждый шаг давался тяжелее предыдущего.
Остановился на пороге комнаты, дверь была распахнута, стучать не пришлось. На кровати Алёна, а сверху Макс. Она замирает, увидев меня, и упирается руками в его грудь, будто хочет оттолкнуть. Но это не насилие, всё было добровольно. Мой взгляд цепляется за раскинутую одежду, его и её, по комнате, смятые простыни и пачку презервативов.
Кровавая пелена опускается на глаза, мозг коротит, и мир заполоняют багряные тона. Сам не отдаю отчёт своим действиям. Стаскиваю его за шкирку с кровати, с отвращением замечая напряжённый член в презервативе, и наношу удары один за другим тому, кого другом считал. Единственным. Костяшки пальцев разбиваются, кожа лопается, и кулаки омываются его кровью. А мне всё мало. Мне хочется её убить, а не его. Как и обещал когда-то.
Его тело сползает по стене безжизненным желе из костей, превращённых в труху. Он, к сожалению, не мёртв, но без сознания. Очень медленно поворачиваюсь к ней, едва дыша. Она закуталась в одеяло и сползла на пол, зажимая лицо руками. Должно быть, ей не хочется видеть и слышать, как я избивал её, чёрт возьми, ёбаря.
Сжимаю одной пятернёй её за челюсть, так почти поднимая на ноги, и встряхиваю в ожидании, когда маленькая продажная дрянь поднимет на меня глаза. Мои пальцы в крови, и они окрашивают её белую кожу, смешиваясь со слезами, что текут по щекам. А мне так хочется услышать хоть какое-то объяснение, я, наверное, принял бы на веру любые слова, скажи она сейчас что-то банальное вроде: это не то, что ты думаешь, он меня подставил, заставил. Или как там ещё оправдываются предательницы.
Но когда она поднимает веки, я вижу в её глазах раскаяние, и оно убивает меня выстрелом в упор.
– Прости, – глухо шепчет.
Отпускаю Алёну, убирая по пальцу с её лица, зная, что больше никогда не смогу прикоснуться к ней.
22. Алёна
Спустя пять месяцев
XXIX Летние Олимпийские игры. Гонконг.
Прим. автора: место игр и участники – вымышлены.
В Китае мы находились уже несколько недель, чтобы привыкнуть к местной погоде перед играми, прийти в себя. Некоторые страдали акклиматизацией, но меня это не коснулось, я сразу приступила к тренировкам. Когда-то меня называли роботом, и сейчас именно им я себя и чувствовала.
В чемпионате России я так и не приняла участие. Но и Настя его провалила, не войдя даже в пятёрку. А я продолжала тренироваться несмотря ни на что, так, будто это было единственное, что держит меня на земле. Просто чтобы унять боль. Когда занималась, впадала в какой-то транс, достигая забвения. Только я, снаряд и однообразные движения, которые оттачивала, добиваясь совершенства.
Данилевский говорил, что делать, показывал на ошибки, я его слушалась, повторяла, выполняла, а внутри была совершенно пустой, полой, без души и сердца. Заметила, что, когда слежу за дыханием во время тренировки, чтобы оно не сбивалось, а у меня не появилась паника, то мыслей почти не появляется.
Вне гимнастического зала, оставаясь наедине с собой, оказывалась из раза в раз в чистилище, которое было приготовлено специально для меня, поэтому у меня не было передышек и иного времени для отдыха помимо сна.
Данилевский видел моё состояние, а я начинала замечать в нём признаки человечности. Даже он не мог столкнуть меня в ту пропасть, в какую я загоняла себя в гимнастическом зале. Боль в мышцах, боль от синяков и содранных мозолей стала моим искуплением. Я была его идеальной ученицей, слушалась беспрекословно и ни разу не поставила под сомнение его решения. Теперь всё так, как и хотел мой наставник.
Одна из гимнасток, которую утвердили на Олимпийские игры, получила совершенно дурацкую травму, подвернув ногу. Пустяк, но у неё был надрыв связок, на восстановление требовалось время, и подготовиться к играм на должном уровне она бы уже не успела. Так моё имя появилось в списках сборной России и меня отправили тренироваться на «Озеро Круглое». Но я знала, какой огромный труд был проделан для этого Данилевским, он убедил главного тренера сборной, что именно я должна быть в команде.