Ольга тщательно оберегала свои новые отношения. Я послал ей несколько сообщений, две из них были поздравлением с Пасхой. Придумал покреативнее. Чтобы ответила. Тишина. Через час послал вторую.
Ольга не оценила мою креативность. Плевать она на неё хотела. Злость, превращенная в молчание. У нее оно было очень демонстративное. Классика жанра. Ольга делала это так, как понимала и считала правильным, большое количество женщин предпочитают в таких случаях молчать.
"Грубишь молчанием? Зачем?
Не дал я повода ничем..."
Мне казалось, что чем сопливее мои сонеты, которые я посылаю ей, тем сильнее до нее дойдет мое состояние - про такое очень чувствительное тело, которое все еще помнит объятия и прикосновения и потому содрогается остаточными судорогами; про душу, тайну которой глупому телу никогда не разгадать.
"Мне очень жаль, но я люблю другого" - это всё, чего был удостоин. И больше ни звука. На все мои десять или двадцать сообщений насчет "другого".
Её молчание стимулировало меня на рифму, но никак не на окончание моей повести. Мне не хватало тех эмоций и того драйва, которые подвинули меня эту повесть начать и помогли бы ее закончить. Я даже попытался сделать синопсис. Тут у меня вышли затруднения. После долгого и мучительного напряга из множества вариантов у меня получилось два: "Она доставила ему удовольствие в первый же вечер, а он не захотел на ней жениться. Потом он осознал, но было поздно. И за эту медлительность она отомстила ему - она бросила его, разбив чувствительное сердце поэта-романтика". И второй: "Он влюбился в неё, а она взяла за это плату. Потом грязно рассталась с ним, предложив остаться друзьями". Вот такие получились два синопсиса. Можно было позлее - и насчет удовольствия и насчет дружбы, и может тогда меня бы отпустило быстрее.
Но оказалось, что легче написать целое произведение, чем этот самый синопсис. И надо было приступать к эпилогу и бомбить издательства. Но эпилог никак не вырисовывался. До этого я писал только сочинения, это было давно, в школе. И если при их написании я всегда мучился первой фразой, то сейчас я не знал, что должно быть в конце. Придумывать было нечего, у меня не хватало воображения.
Я вспомнил о договоре. Решение я по нему принял еще до того как обнаружил его отсутствие. Но сейчас я подумал, что история с Ольгой не окончена. Мне нужно было вывести ее из молчания. Мне нужны были ее чувства и ее эмоции. Было интересно, какие именно из них она проявит. Я надеялся, что это будет не только злость. Я написал ей:
"Я хочу, чтобы ты вернула мне долг".
И через час получил ответ:
"Ты кто. Какой долг. Я никому ничего не должна".
Она была уверена в отсутствии у меня договора, - это, во-первых, и отсутствии перспектив моих требований во-вторых, как следствие из первого. Но мне надо было не это, деньги мне были не нужны, они были невозвратными с самого начала. Женщины не выполняют договоренностей. А если бы выполняли, жизнь потеряла бы интерес...
"И это все, на что ее хватило?", - я был разочарован. И при этом понимал, что сам выгляжу не самым благородным образом. Но что сделано, то сделано, в любом случае я не мог ей сказать, что у меня творческие муки, и я не знаю, как закончить своё повествование. Из всех моих глупостей эта была бы самая глупая. И все же я ожидал от нее других слов, более теплых, чем те, которыми она отреагировала по поводу долга.
...В одну из наших последних встреч Ольга предложила мне дружбу, но с таким надменным выражением лица и прищуренным взглядом, что эта надменность была ничуть не лучше ее злости.
-Носился ты со своей Ниной. И когда квартиру продавал, обо мне меньше всего думал. Взял бы ипотеку, может что-нибудь и получилось бы...
Я затаил дыхание: "Ну, продолжай".
-Но нет, большая разница в возрасте, - Ольга произнесла это спокойно, как о чем-то давно решенном. Стрелка весов под названием "Счастье" качнулась не в мою сторону. Стать счастливым без неё? Я не предполагал как.
-Давай останемся друзьями. Можешь звонить, отвечу.
Меня убивал ее спокойный тон. Я бы остался с ней в друзьях, но только с той прежней. Но тогда опять желание. И секс, как логическое продолжение. Карусель. Женщина умеет обрывать. Забирая себя, не смущаясь, что по живому. И уже не важно для нее, что "подстраивался", и что мой ей "подходит". Поневоле задумаешься, кто более жестокий в этом мире. Тогда какого черта предлагать дружбу? Чем слова "давай дружить" отличаются от "ничего, если я буду мучить тебя?". Только вопросом. Ольга отрубила так, что хлестанула фонтаном кровь, а она даже не почувствовала брызг на своем лице. Я сказал ей, что друзьями не будем. Я представил себе эту дружбу: небрежно брошенная кость бездомной собаке - хочешь грызи, не хочешь, извини. Б-р-р. Мне стало не по себе...
О-о-о! "Если хочешь отделаться от кого-то, надо лишь унизить себя перед ним, это заденет его тщеславие, и он оставит тебя". Ницше снова был прав - моё тщеславие было задето. Ольга не оставила мне шанса, она отобрала у меня самую возможность благородного поступка. Неужели нельзя было просто сказать мне: "Сережа, извини, я не могу больше с тобой спать". Или там заниматься оральным сексом. И я бы отдал ей этот чёртов договор. Короче, я ждал, что она скажет, что договор она все-таки взяла - тогда, в нашу последнюю ночь из моего портфеля.
Ольга выбрала старый, простой и проверенный способ, один из многих, какие используют женщины для решения финансовых вопросов с мужчинами. У проституток, например, он основной, так они забирают свое у клиентов, пьяных или спящих, когда считают, что им не заплачено за оказанные услуги или заплачено недостаточно. Я не считал это кражей, деньги были ее. Но мне казалось, что это признание больше необходимо ей. Тогда бы она окончательно утвердилась бы в моих глазах как Леди. Я хотел, чтобы она осталась в моей памяти именно такой.
"Эй, Джо Брэдли! Ты даже не знаешь, как тебе повезло. Поменяться бы с тобой местами, а потом посмотреть на твои усилия сохранить благородство, заполучи принцесса свои знаменитые фото, те самые - "Прогулки по Риму", тем же способом, каким воспользовалась Ольга".
После нескольких "ррр", в которых Ольга сделала вид, что не понимает о чем идет речь, она позвонила мне:
-У меня нет сейчас денег, обращайся в суд.
-Я понимаю, что нет, но ты должна отдать, - я упрямо твердил свое.
-Ты трахал меня два года, а теперь деньги требуешь? Я тебе репутацию испорчу.
"Подумала бы о своей".
-Трахал? "Ну да, и с удовольствием". Я думал, что это любовь.
-Это был твой подарок.
-Эти деньги могли бы стать подарком...
-Я в больнице. Решай свои проблемы сам.
Я получил что хотел, я услышал в ее голосе то, что мне было нужно. Хотя она и старалась сохранить спокойствие, но ее возмущение моим непонятным поведением и её страх расстаться с суммой своего годового дохода, разогрели мои эмоции. Они укладывались в концовку моей повести. Я позвонил ее сестре и уточнил про больницу:
- Что с Олей?
-В больнице с сыном, у него что-то с ногой.
-Последствия той травмы?
Переспросил потому, что вспомнил еще один наш с Ольгой день, это был тоже сентябрь, третий по счету, как всегда нервный и драматический. Ее сын вылетел из моего "Ниссана" прямо на проезжую часть, когда я резко, с места и с разворотом, стартанул с открытой дверью. От одной мысли, что ребенка могла сбить на ходу какая-нибудь летевшая по встречке машина, меня до сих пор бросает в холодный, жуткий ужас. По счастью, на дороге в тот момент было пусто.