После начала, что было в машине, напрашивалось продолжение - мы опять стали целоваться. Мягко уложив меня на спину, она наклонилась надо мной. А как только я дотронулся до ее плеч, чтобы добраться до лифчика, тут же угадала:
-Ты хочешь мою грудь?
Спрашивать было необязательно. Страстные поцелуи всегда, и особенно, какие были в машине, естественным образом должны, нет - просто обязаны завершаться сексом. Я предложил ей его. Как будто согласившись, она медленно разделась - сначала платье, а потом бюстгальтер небрежно были сброшены на пол. В продолжение игры она наклонилась ниже, коснувшись грудью моего лица, но вдруг замялась:
-Пожалуй, нет. Я сегодня не в форме.
Но снова увидев, что я не настаиваю и, как бы, не желая отказывать сразу, участливо спросила:
-Ну, можно по-другому. Как ты любишь?
Как я люблю, она поняла по моему взгляду, а я понял, что она вспомнила мою цитату. От неожиданного секса я обалдел, такого удовольствия от женщины я давно не получал. И это была моя первая с ней ошибка. Предложенный ею сценарий я проглотил, даже не вспомнив о своем первом впечатлении. Оно исчезло, как только она согласилась. Я чувствовал себя "мачо": как же, в первый вечер овладел женщиной, и мне в голову не пришло, что от меня в тот момент мало что зависело. Заняться сексом на первом свидании - это решение она приняла сама, а наличие территории и выпитая ею половина бутылки вина помогло ей это решение реализовать. Ночевать у меня она не осталась, я отвез её домой. Ее дом был недалеко.
-Завтра я прыгаю с парашютом, - нарочито небрежно заметил я, провожая ее.
Я хотел порисоваться и показаться еще интересней в её глазах. Её ответ меня убил:
-Зачем, не понимаю смысла, - пожала она плечами.
Утро следующего дня было великолепным - солнечным и ещё не жарким. Я поехал в авиаклуб, где обучался на летных курсах. Мне надо было выполнить обязательный прыжок с парашютом, который постоянно откладывался. На протяжении месяца я приходил на аэродром, надевал парашют, название которого узнал ещё на первом занятии. Наш инструктор так гордо назвал нам тип парашюта - Д-6 (десантный), что я тут же проникся этой его гордостью только от одного названия.
Гордость вскоре прошла, потому что вся эта процедура выхода на аэродром, ожидания прыжка и последующей его отмены мне порядком надоела. Стояла жара, двигатель у АН-2 нагревался так, что находиться в небе долго было нельзя. Из-за чего мы каждый раз по два часа томились на поле под палящим солнцем. Но в тот день я все же прыгнул.
Вместе с группой таких же любителей острых ощущений, я сел в самолет, и мы поднялись на высоту. В самолете сидел спокойно, что меня удивило. Выпрыгнул. Без испуга. Чувствую, что ничего не чувствую. Не испытываю никаких особых ощущений и эмоций. Ничего того, что ожидал при первом прыжке. Ни адреналина, ни холода в пятках, как это было на первом спуске на горных лыжах. Шансы разбиться на горе мне показались намного выше, впрочем, эти шансы уравнялись уже через несколько минут. При приземлении.
Покинув чрево "кукурузника", я полминуты крутился в воздухе. Вспомнил, что надо прижать ноги вместе. Прижал. Выровнялся. Потом кольцо. Считать не стал, дернул. Медленно опускаюсь и заворожено слежу, как приближается земля. Она, родная, приблизилась неожиданно и вдруг. Оттого, что смотрел вниз, разошлись колени, а именно этого делать было нельзя. При приземлении моя левая ступня подвернулась. Бросив парашют на поле, я кое-как доковылял до машины.
Далее еще прозаичнее. Травмпункт, растяжение связок, боль, гипс. Я оказался обездвиженным на несколько дней. Нога опухла, увеличившись чуть ли не в два раза, и стала сине-черная как созревший баклажан. Я приехал к Нине. Нина - моя вторая жена.
Когда и как начинается развод? В постели, в мозгах или в обвинениях по поводу неприготовленной еды? И где он уже заранее запрограммирован? Во взаимных претензиях или в расхождении взглядов на Теорию Большого Взрыва? Он начинается всегда, когда в отношения тихо, украдкой вползает скука, так, как жук-короед вгрызается в цветущее дерево. Эта дрянная тетка сначала слегка проникает под внешне красивую, но уже ослабленную ссорами и упреками оболочку брака, пользуясь попустительством его учредителей, медленно заползая все глубже, становясь увереннее и бесцеремоннее от того, что осталась незамеченной, а потом проедает в толщине и плотности его длинные, незаметные туннели. И продырявленный таким способом семейный ствол разваливается на отдельные несоставные части.
Противоречий в нашей совместной жизни набралось в количестве, превышающем возможности их разрешения, и мы договорились пожить отдельно друг от друга. Моя экстремальная травма прервала наше раздельное проживание на четыре дня. Ни ходить, ни обслужить сам себя я не мог, а идти мне было не к кому.
Я лежал на диване, рассуждая от нечего делать о том, как устроен мир: еще вчера он был полон самых ярких красок и таких же желаний, быстрых и легких побед, ощущений безграничных возможностей, а сегодня..."Полетал и будет. Теперь поползай". Я лежал и скучал, периодически бросая короткие взгляды на свою опухшую конечность: "Скоро этот "баклажан" созреет и будет готов к употреблению по своему прямому назначению?". Мои философические размышления прервал "Сони-Эриксон". Я узнал этот звонок с первых же секунд, почувствовал спинным мозгом. Как узнают кобылы ржание своих жеребят в табуне даже из тысячи голов. Мобильник подпрыгивал на полу возле дивана, методично посылая звонок за звонком. "Не бери, не отвечай!". Рука потянулась как под гипнозом. Конечно, это была она - моя вчерашняя знакомая. Ответил. Сказал где я, и что со мной.
Тогда она впервые проявила себя и показала, какой эмоциональной может быть. Услышав мой ответ, резко бросила трубку. И тут же я получил от неё сообщение, это была та самая посланная от меня цитата:
"О чем ты думаешь?" - спросила меня Элен. "О грустных вещах" - задумчиво ответил я. Она покачала головой, серьезно посмотрела на меня и поняла, что мне по-настоящему грустно. "Не беспокойся..." - тихо сказала она, а потом опустилась на колени, чтобы сделать мне минет...".
В возвращенной цитате она заменила в конце только фамилию автора, поставив мою - "...мистер такой-то". Тогда еще я не успел испугаться. Но и терять ее не хотелось. Уж очень приятные ощущения у меня остались после нашей встречи.
"Ты же не будешь ухаживать за мной эти несколько дней?", - спросил я её, стараясь быть максимально логичным.
"Нет, конечно", - ответила она и первой закончила разговор.
Через двадцать минут послал ей ответ:
"От женщин, с которыми бывает такой обалденный секс в первую же встречу, не отказываются".
Её молчание затянулось, но что-то мне подсказывало, что попал в точку. Так и есть, на следующий день я получил её прощение:
"...все хорошо, не могу долго злиться".
В этом ее признании уже тогда было что-то, что говорило - эта женщина вошла в мою жизнь навсегда, так просто я с ней не расстанусь. Первый ее взбрык я выдержал легко. И наивно думал, как спокойно я выправил ситуацию. Тогда я ошибся с ней во второй раз...
Ольга - так звали мою новую женщину, обладала удивительной способностью вспыхивать как порох, так же ярко, но недолго гореть и тут же гаснуть. Она ругалась или ругала меня так, что я замирал и ничего не мог сказать в ответ. Ругать меня у неё получалось исключительно корректно. Нецензурные слова в ее лексиконе отсутствовали, казалось, что она не знает об их существовании. Ругалась она хотя и гневно, но не зло, никогда не используя оскорбления. За исключением наших последних встреч. И даже тогда, кроме как "сволочь" более крутого оскорбления от нее я не удостоился, хотя вполне заслуживал.