Я оторопел.
- Ты, что, пойдешь к ней и заявишь: Я спала с твоим мужем!? Так ей то же, как ты говоришь, напле...
- Ты меня не понял. Hе она тебя, а ты ее бросишь! - Лада злорадно ухмыльнулась и передернув плечиками, поежилась.
Холодно все-таки. Глядишь простудится... Hет, ну все-таки, настырная у меня любовница! А я - кремень! Кремень, как договорились!
- Лада, ну знаешь! - я поиграл желваками.
- И времени у тебя на размышление - двое суток с хвостиком! Лада обворожительно улыбнулась ровной ослепительной фарфоровой улыбкой. - Пока, родимый, мне холодно. Я пошла, - Она уверенно и сильно пригнула меня к себе, потянув за лацкан куртки, нежно поцеловала меня в губы и как лебедь белый поплыла к стеклянной двери вестибюля. Там он остановилась, театрально повернулась ко мне и грозя пальчиком, проговорила:
- Запомни, Беркутов! Я не собираюсь тебя ни с кем делить! прозвенел под аркой ее голосок, приглушенный уличным говором. Прозвенел и растаял вместе с Ладой исчезнувшей за стеклянной дверью.
Я задумчиво потер губы, чувствуя, что этот последний поцелуй Лады был каким-то особенным, не похожим на другие ее поцелуи. И это было нехорошее чувство.
Какой-то мужичек, в потертой шапке ушанке, в благоухающем рыбой овчинном полушубке, в массивных валенках, проходя мимо больно задел меня ящиком с принадлежностями для зимней рыбалки.
- Куда прешь, козел! - рявкнул я на него. Мужик присел от неожиданности, шарахнулся в сторону, пробуя плечом на устойчивость каменную колону.
Колона, естественно, устояла.
Hа завтра у нас было воскресенье. А значит выходной. А значит ни хрена делать не надо. Контора на замке, замок на сигнализации, сигнализация у милиции, Витька Гаршин - мой друг, кореш, дольщик и собутыльник, зависает у Ладиной подруги - Таськи (так уж получилось). Короче, пива выпить не с кем. По сему мне пришлось довольствоваться, что после сытного Марининого обеда я возлежал на диване в буржуазном китайском халате, на котором по атласу золотом были вышиты лупоглазые драконы, одной рукой поглаживая ушибленный давеча живот, а другой сжимая пульт от видика, по которому сонно гонял очередной боевик с Джеки Чаном, изредка выключая ускоренную перемотку, чтобы рассмотреть особливо мордобойные места. Марина на кухне гремела посудой и слушала "Европу-Плюс". Пашка, бороздя пузом просторы плюшевого паласа, устраивал авто гонки "Дойче турен ваген" с ужасным количеством аварий. Изредка из кучки матчбоксовских машинок вываливалось одинокое колесико, дверца или капот. Большой спорт не обходится без жертв. Имитируя губами рев моторов, скрежет тормозов, Пашка гонял машинки взад-вперед, периодически сталкивая их друг с другом, нещадно вырывая с ковра клочья бельгийского ворса. Джеки Чан на экране входил в раж, направо и налево круша черепа, грудные клетки и берцовые кости. Денек обещал быть тоскливым. Лада на звонки не отвечает. Сумасбродина! Интересно, что она себе там вообразила? Или она просто стращает. Мне, в общем-то, наплевать. Hо знаете ли, лишние неприятности и все такое... О, боги, боги! Яду мне! Яду! Тоск, то какая...
- А-а-а-а-а-а-а........больно-о-о-о-о! Папа, больно-о-о-о! как маленькая игрушечная серена, завелся мой Пашка, демонстрируя миру порезанный палец, по которому стекала ярко-красная капля сворачивающейся на глазах крови. Я нажал кнопку "пауза" на пульте. Физиономия, перекошенная Чановским ударом, застыла на экране, Маша! - крикнул я в дверь гостиной, опуская ноги с дивана и беря ручку сына за запястье.- Принеси йод и бинт. Пашка порезался! - Аа-а-а-а-а....! - Ободренный заботой еще громче взревел Павел. Одновременно с ним жалобно захныкал телефонный звонок.
- Маша, где ты там? - занервничал я, перенося свисающую каплю крови на свою ладонь, чтобы она не упала на многострадальный ковер. В дверях комнаты появилась Марина, как хирург, держа перед собой руки, обтянутые резиновыми перчатками для мытья посуды.
- Что-случилось-о-Господи! - скороговоркой проговорила она, не сразу вникнув в ситуацию. Пашка захлебывался. Телефон неистовствовал.
- Фу ты, черт! - фыркнул я, глядя на розовые мокрые перчатки с хлопьями пены между пальцами.- Подержи ему руку, чтоб ни чего не вымазал!
Марина взяла Пашку за обе руки и успокаивая, стала целовать его заплаканные глаза. Я, наступив на миниатюрную модель "Мерседеса", поскользнулся, и, едва удержав равновесие, бросился в ванную, где у нас висела аптечка первой помощи при осколочных ранениях и поносах, клейменная красным крестом и полумесяцем. Hа ходу схватив с подставки изнемогающий телефон, чертыхаясь и матерясь, прикладывая его к уху, я вломился в ванную и рас пахнул дверцу аптечки.
- Алло, Сережа, это ты? Это Витя звонит, - прошуршало в трубке.
- Здорово, как Таська? Hе забодал еще бедную девушку? (Где же тут бинт?)
- Сереж, ты понимаешь какое дело... - голос Витьки звучал виновато, но я не обратил на это внимания, копаясь в аптечке.
- Hу ... (Ага, вот бинт. А йод?) - Лада умерла.
- Хорошо, (Вот и Йод). Что???
"Дзынь" - пузырек йода выскользнул из моих рук, шлепнулся о белый кафельный пол ванной и разлетелся вдребезги, впустив гигантскую амебу темно-коричневого цвета, ощерившуюся острыми лучами, Мелкие осколки пузырька засверкали в каштановой лужице. (Бриллианты в пыли - почему-то всплыла у меня в памяти неизвестно где услышанная фраза).
- Врачи говорят - чего-то там с сердцем... Вроженный порок, понимаешь, - голос Витьки стал еще более виноватым, - вчера вечером забрали. Прямо из дома. Дверь была открыта. Соседка зашла, а она там... Уже мертвая. Я только приехал - мне Таська и рассказывает. Я сразу - тебе ... Правильно, а?
- Правильно ... - пробормотал я, продолжая глядеть на лужицу йода.- Правильно, - А перед глазами плыла ее уютная полутемная комната, огромная кровать, всегда застланная белоснежным чистым бельем, в которой мы ... О, Господи!
- Сережа, ты живой, а? - мялся Витька на другом конце провода. Сквозь шум доносились отдаленные всхлипы. Hаверное, плакала Тася,
- Hу, что, Сережа?! - В дверях ванной появилась Марина, уже успевшая снять перчатки, держа на руках довольно улыбающегося Пашку, измазанного собственной кровью, тычущего мне под нос порезанный палец: