Однако в любом случае Наталья стала другой. Я с горечью увижу на ее лице и теле признаки увядания. (А она будет отыскивать их во мне!) И разочарования все равно не миновать…
Хотя сознаюсь: с тех пор, как появились социальные сети, я пытался через Интернет найти Наташу Рыжову. Я забивал ее имя-фамилию в поисковики. Никакого результата.
Вдобавок: кто только не заходил на мою страничку – я не скрывал своего настоящего имени. Явились едва ли не все одноклассники и институтские друзья, а также множество любопытствующего народу, о ком я знать ничего не знаю…
В конце концов, человек я достаточно известный. И если ОНА жива и я ей хоть сколько-нибудь интересен – сама бы меня отыскала.
Значит, думаю я, Наталье моя персона в любом качестве совершенно не нужна. Я успокаиваюсь и занимаюсь своими делами…
Но куда, спрашивается, девать воспоминания, которые порой наваливаются на меня вот в такие рассветные одинокие часы?..
1981, июнь – июль
Иван Гурьев, студент
и начинающий поэт и прозаик
Не было – как выясняется сейчас, постфактум, – в моей жизни столь счастливых дней, как та суббота с воскресеньем в конце июня восемьдесят первого. К сожалению, – как всегда бывает со счастливыми днями, часами, минутами – я понял это только много позже. А тогда мне казалось, что вся моя жизнь будет такой.
Дурацкое свойство счастья! Когда оно есть, считаешь его естественным, как дыхание. И только гораздо позже соображаешь, насколько тебе было хорошо в тот момент. И его уже не вернуть. Остается только вспоминать…
…Вечером в воскресенье (последовавшее за той субботой) ОНА запретила себя провожать. Только разве что от моей квартиры до метро:
– Зачем, дорогой, ну зачем тебе тащиться вместе со мной? Отдыхай!..
И я, идиот, согласился. Я и впрямь был тогда истомлен нашей любовью. Я мечтал рухнуть на тахту и уснуть.
Почему же я ее не проводил? Мы б еще хотя бы три часа провели вместе. Перед грядущей разлукой длиною, как оказалось, в целую вечность – это весьма существенный бонус.
И я последний раз поцеловал ее, в метро (куда уже валили с электрички дачники с сумками и цветами). Она опустила в автомат пятачок, прошла контроль, обернулась и помахала мне рукой.
Наталья ехала к своей толстой Наде на Тимирязевскую за вещами. («Здорово я в итоге у нее погостила!.. Лишь бы она маме моей ничего не рассказала!..») Затем Наташа отправится домой на своей электричке ленинградского направления. Я не волновался за нее. Я и думать не думал (как и все советские люди), что путешествие вечерним электропоездом может быть опасным.
И вот мы простились на станции, и я побрел домой, к своим унылым девятиэтажкам, которые тогда казались образцовым, почти шикарным жильем. Я чувствовал полное довольство собой. И опустошение. И счастье.
Я не вспоминал в тот момент о ней. Мне хватало собственных ощущений.
Я даже не задумывался тогда, как мало я о ней знаю. Она не рассказывала, а я, дурак, не интересовался. Секс с загадочной незнакомкой, подумать только! Я почти гордился этим. В голову почему-то лез рассказ Бунина «Легкое дыхание». Я даже готов был – вот дурак! – ограничиться одной этой встречей, настолько я был переполнен и удовлетворен ею.
И все, что я ведал о Наташе, было самым общим: живет в Подмосковье. Вуз закончила в этом году. Работает в НИИ. Ни адреса ее не знал, ни телефона. Домашнего, она сказала, не было. (Похоже на правду – за Кольцевой и нынче, тридцать лет спустя, с телефонизацией напряженка. Недавно я был на местном телефонном узле, соседка сказала, что в очереди числится уже тридцать восемь лет.)
– Дай тогда мне свой рабочий телефон, – попросил я Наталью.
– Без толку. Все равно меня не подзовут. Не положено.
Я немного поприкалывался, спрашивал, где же она трудится: в КГБ?.. надзирательницей в женской тюряге?.. в секретном бункере?
Я помню, как она сидела, завернувшись в простыню, на широкой тахте в спальне моих родителей и в ответ на мои шуточки хохотала… Когда это было? Утром, днем, ночью? А может, уже потихоньку опускался новый вечер? воскресный?..
Сутки – а точнее, около двадцати шести часов счастья, с того момента, как мы встретились у Пушкина и отправились в «Ленком», и до нашего расставания в метро «Ждановская» слились в моей памяти в один сверкающий, переливающийся всеми цветами радуги шар… И спаялись воедино воспоминания о нашей первой ночи – семнадцать часов разговоров, ласк и сна урывками…
У меня был крошечный сексуальный опыт. Ночь с Натальей оказалась первой ночью с девушкой, которую я действительно любил.