Разворачиваюсь и бегу вверх по лестнице, спотыкаюсь, чуть ли не падаю, но всё равно бегу. Не хочу здесь находиться. Ненавижу их всех. Как она могла?
Слёзы текут из глаз, но я даже не стараюсь их смахнуть, продолжая бежать в свою комнату. Будто издалека слышу знакомый голос позади, но мне всё равно. Я не хочу никого видеть и слышать. Они все предатели!
Забегаю к себе в комнату, захлопывая дверь, сразу же защёлкиваю на замок. Прислоняюсь к ней, сползая вниз, и что есть мочи кричу во весь голос, срывая связки, оглушая себя, чтобы никого не слышать, чтобы заглушить всю ту боль, что у меня внутри. Она рвётся наружу, выплёскивается. Её слишком много.
— Ненавижу!!! — ещё один крик в пустоту, срывая барабанные перепонки.
Прижимаю руки к груди, падая на пол, сворачиваюсь калачиком, подтягивая колени к груди. Боль выворачивает всё моё тело наизнанку, скручивая мои конечности и всю меня, я корчусь, будто змея, сбрасывающая свою кожу.
Слышу громкий стук в дверь кулаком.
— Аля, — знакомый мужской голос. — Открой дверь! — яростный, грозный.
— Убирайся! Я тебя ненавижу! Я вас всех ненавижу! — кричу в ответ.
Вновь обхватываю себя руками, отгораживаясь ото всех. Папочка, как мне без тебя плохо! Забери меня к себе. Пожалуйста. Я не хочу здесь быть. Они все предатели. Мама предала, нашла другого мужчину. А как же ты, пап? Ты же её так любил, а она…
Нет, я не могу в это всё поверить. Это просто не может быть правдой. Мама не могла так поступить с папой, со мной. Прошло всего несколько дней, а она… Слёзы текут, хрипы срываются с моих губ. Боль разъедает. Хочется заглушить всё это, чтобы не чувствовать пустоту, боль, дыру.
Это удар в спину. Мощный. Такой сильный, что подняться не могу. Она бьёт ещё и ещё, причиняя сильную боль, от которой не оправиться. Не подняться с колен, что разбила до крови, когда падала, не оправиться от стрел, что летят мне в спину. Их не пересчитать. Они отрывают мои крылья с корнем от спины, причиняя адскую боль. Крик в пустоту.
Сжимаю руку в кулак и бью со всей силы, что сейчас есть во мне, в пол, стараясь заглушить все чувства внутри. Не помогает. Второй удар. Ещё один… Ещё. Но внутри до сих пор боль, и она всё ещё пересиливает ту, что в костяшках моих пальцев.
— Аля! — новый крик по ту сторону двери. Новый удар. — Открой! Если ты сейчас же не откроешь её, я снесу эту чёртову дверь, — рычит как дикий зверь, но мне всё равно.
Новый грохот в дверь. Вздрагиваю.
Догадка, пронзившая меня так резко, бьёт в самое сердце, отчего я скручиваюсь ещё сильнее — мама изменяла папе. Шок от этой мысли парализует меня. Значит, и Давид всё знал… Он всё знал, и сегодня…
Нет. Нет. Нет… Этого просто не может быть. Я не верю. Но чёткая мысль бьёт всё сильнее и сильнее в душу — мама изменяла отцу. Давид — всё знал.
Эта правда оглушает, придавливает к полу так, что не встать.
Вокруг меня одна ложь и люди-предатели.
— Аля!
— Убирайся, Давид! Я ненавижу тебя и твоего отца, который разрушил мою семью. И ты всё знал, ты, чёрт тебя побери, всё знал! Так? — но в ответ тишина.
Осторожно опираюсь руками о паркет, кожу рук саднит от ударов, но мне наплевать. Пошатываясь, встаю, поворачиваясь лицом к двери. Смотрю прямо, не мигая.
— Отвечай. Ты всё знал?! — яростный крик вырывается из глубины души, бью ладонью в дверь.
— Аля, — почти шепот по ту сторону, но я слышу. — Я знал, — тихо в ответ.
Я думала, что выдержу, но нет. Это слишком больно. Он всё знал. Что он ещё, чёрт побери, знал? Что? Может, где я работаю, поэтому и припёрся в тот ресторан, чтобы посмотреть на будущую младшую сестру? Чтобы поиздеваться надо мной вместе со своей истеричной девушкой. А как же всё то, что он защитил меня, это просто… А сегодня? Вся эта чертова забота — просто, чтобы… Чтобы что…?
На душе буря, но снаружи лишь тихой капелью по щекам стекают слёзы.
Прислоняюсь лбом к двери, прикрыв глаза. Руки мертвыми плетьми свисают вниз.
— Скажи, — так же тихо. — Ты знал, где я работаю? Поэтому пришёл поглумиться надо мной, и из-за тебя я лишилась работы, мечты?.. — капля по капле слёзы стекают вниз, зажмуриваю глаза. — Из-за твоего отца я потеряла своего.
— Я знал, поэтому пришёл, — подтверждает. — Потому что мне сказали присмотреть за будущей маленькой сестрой, которая ни к чёрту мне не сдалась, — холодный голос пронзает всё тело, замораживая, причиняя боль. А я отшатываюсь от двери, прижимая руки к груди.
Глава 7
Давид
Чертовка. Новый удар. С глухим стуком кулак упёрся в деревянную дверь соломенного цвета, покрытую лаком. По ту сторону тишина, что напрягает меня больше, чем что-либо сейчас. Не нравится она мне. Знаю, чёрт побери, что сам виноват. Не нужно было говорить ей эти последние слова, после которых она замолчала, и в комнате не слышно ни одного звука, словно там никого нет.