Я сижу на корточках меж его ног. Немного неудобно. Затекают конечности, но сейчас это неважно. Глаза прикрыты.
Между нами тишина.
Давид не разжимает объятий, всё так же крепко держит меня в своих сильных руках.
Провожу носом по футболке, собирая его запах — цедровый аромат, нотки моря, свежего бриза и неизменный, неизвестный мне четвертый ингредиент.
— Аля, — его голос охрип, словно он чего-то очень сильно испугался.
Одна рука Давида опускается на поясницу, давит.
— Привстань, — просит тихо на ушко, отчего по позвоночнику проходит ток. — Я не обижу, — уже мягче, и я подчиняюсь.
Будущий братик приподнимает меня за бёдра, соединяет свои ноги вместе, ставя стопы на паркет, я поднимаю ноги, сгибая их в коленях, а он меня опускает вниз так, что я оказываюсь слишком близко к нему прижата, оплетая ногами его тело по бокам. Непозволительно близко друг к другу, если учитывать, что мы будущие родственники. Брат и сестра.
Моё лицо утыкается в его шею. Шумно выдыхаю, а Давид крепче обнимает, опуская голову вниз на моё плечо.
Глава 9
Александар (Аля)
Прислушиваюсь к своим ощущениям, чувствую, что сердце всё так же бьётся, как умалишённое, от того страха, что сковывал меня ещё мгновение назад, когда я летела в пустоту, где было холодно, одиноко. Со мной никого нет рядом. Я осталась одна в этом огромном мире.
Где нет ничего, кроме бездонной чёрной пустоты, что окутала меня как шар, не давая выбраться на свободу и вдохнуть в лёгкие живительный воздух, который позволит продолжать жить так же, как и прежде. Но нет. Она рядом. Совсем близко. В моей душе. Глубоко — так, что от неё нет спасения и шанса выбраться.
Но вдруг крепкие, сильные руки сжимают меня с такой силой, что трудно дышать, но в них так тепло и хорошо, что не хочется никуда исчезать, навечно оставаясь под их надёжной защитой. Он вытягивает меня на свет, не давая упасть окончательно, разлететься, разбиться на части, вдребезги. Спасает от душевной потери.
Лёгкое движение рук Давида по моей спине пронзает меня током. И я понимаю, что он рядом. Слишком близко ко мне. Обнимает своими руками, как будто защищает от всего плохого в этом мире. Его шумный выдох на ухо, чувствую, что внутри его как будто колотит, и моя кожа покрывается мурашками. Я чувствую тепло своего будущего родственника и понимаю, что это то, чего мне не хватало. Чтобы именно так меня сжимали в своих объятиях, словно боясь потерять, но в то же время держа на дистанции.
Я прижимаюсь к нему ближе в поисках тепла, любви, хоть какой-то нежности, чтобы понять, что в этом мире я хоть кому-то ещё осталась нужна. Что я не одна. Со мной есть те, кто меня любит, заботится обо мне, словно я самое сокровенное на Земле.
Но друг наваждение, ещё секунду назад так неожиданно завладевшее мной, моим разумом, чувствами, слетает лёгкой дымкой, возвращая меня в реальность.
Я понимаю. Вспоминаю, с кем я нахожусь здесь. Кто меня обнимает, прижимая к своей груди.
Давид.
Это имя быстро проносится в моей голове, как шторм, ударяя в самое уязвимое место, лишая всяческого контроля и потери себя самой.
Вздрагиваю. Мои ладони ложатся на мускулистую грудь, которую чувствую своими пальцами даже сквозь его футболку. Пытаюсь оттолкнуть, вывернуться, умоляю его, чтобы он отпустил меня, разжал ненавистные мне объятия, от которых всю меня выворачивает наизнанку, убрал свои руки с моей кожи. Чтобы вообще никогда не дотрагивался.
Мне противно. Мерзко.
Я ненавижу его. Он тот, из-за кого моя семья разрушилась. Нет, не он сам разрушил, а его отец. Но он всё знал, а значит, и он виновен в смерти папы.
Предательство окутывает пеленой.
— Отпусти, — шиплю как дикая змея, пытаясь вывернуться из его стальной хватки. — Отпусти! Не трогай меня! — кричу, не желая чувствовать ненавистные руки на своей коже.
— Аля, прекрати, — прикрикивает, но я всё равно выворачиваюсь змеёй.
Одна его ладонь ложится на затылок, он прижимает с силой мою голову к своей груди, не давая пошевелиться, отлипнуть от него. Но я не сдаюсь, продолжая брыкаться, проделывая нужные манипуляции.
— Отпусти! — бью маленьким кулачком в его грудь, пытаясь сделать хоть что-то, чтобы он выпустил меня из своих рук, не трогал, не прикасался.
Но кто я против сильного взрослого мужчины? Так — маленькая, одинокая, слабая мышка, которая никому не нужна.