Я стояла возле стола спиной ко входу в кухню, мазала тонким слоем масла тост, пытаясь придумать, что мне делать. Но неожиданно мои мысли был прерваны.
— Доброе утро, — слышу позади мужской знакомый баритон, который тут же стал обволакивать меня, как вторая кожа. Вздрагиваю. По телу поползли мурашки.
Глава 11
Александра (Аля)
Я застываю с тостом в одной руке и с ножом, вымазанным маслом, в другой. Смотрю на тост, не в силах поднять глаза. Не могу пошевелиться, как будто прибита к полу. Тело просто одеревенело.
Этот голос я узнаю, наверное, из тысячи незнакомых с завязанными глазами. Он обволакивает меня, окутывает своими манящими сетями. Если бы я не знала, кому он принадлежит — окунулась бы в него с головой, не дав себе ни единого шанса на раздумья.
— С тобой всё хорошо? — вновь слышу позади себя спокойный голос, в котором лишь холод и отчуждённость. Словно мы чужие люди.
Собственно, так оно и есть. Мы совершенно чужие друг для друга люди. Нас ничего не связывает, кроме его отца и моей мамы. Но даже это совершенно ничего не значит. Он предал то зарождавшееся доверие к себе, когда, прижавшись друг к другу, мы стояли на кладбище у могилы отца. А потом в тот же день он появился в моём доме. В качестве будущего старшего брата.
У него было время всё рассказать, хотя бы дать понять, подготовить, но вместо этого он решил просто бить меня, не жалея. Только не могу понять, что же я такого сделала, что он так со мной поступил.
— Всё хорошо. Просто задумалась, — отвечаю ему, отмираю, продолжая заниматься своим делом.
Времени у меня не так много, а дел сегодня предостаточно, чтобы зависать вот так, теряя драгоценные минуты, и не приходить в себя.
Я просто не должна реагировать никоим образом на него. Словно его и нет. Вот только та боль и ненависть — она теплится в душе. Я никогда не смогу ему довериться и простить. Это слишком.
Пока намазываю тост, чувствую, как мою спину прожигает взгляд. Внимательный. Рассматривая каждый кусочек моего тела — слишком чувственно. Блуждает по моей спине, останавливается на пояснице — аккурат на широкой полоске обнажённого тела между шортами и белой рубашкой. От его взгляда кожа загорается огнём, словно он не спеша проводит по ней сначала пальцами, а потом накрывает её широкой ладонью.
Замираю. Вдыхаю воздух через нос. Выдыхаю через рот, прикрыв глаза.
— Тебе сделать тоже? — из чистой вежливости спрашиваю, не открывая глаз, а не потому, что хочу это сделать.
Лишь вежливость.
Больше ничего.
— Не отказался бы, — отвечает.
Слышу, как садится за стол, продолжая так же смотреть на меня. Стараюсь об этом не думать, продолжая заниматься делом. Хоть так и хочется высказать, что я не картина, чтобы на меня так пристально смотрели. Если ему так хочется созерцать, то пускай идёт в галерею и там наблюдает.
Отставляю свой уже остывший чай и тост, который, видимо, не будет сегодня съеден. И, встав на цыпочки, поднимая пятки вверх, приоткрываю дверцу шкафчика. Тянусь к верхней полке, где у нас расположена турка для заваривания настоящего кофе, всё так же ощущая черную бездну.
Молча ставлю её на стол, достаю молотый кофе, корицу и из холодильника сливки. В турку насыпаю необходимое количество кофе и ставлю её на плиту. Слегка помешивая, жду, пока почувствую приятный аромат прожаренного кофе, добавляю воды, оставляю его на огне. Пока всё это готовила, чувствовала внимательный взгляд, как на меня пристально смотрят за каждым моим движением.
Как только ароматный кофе был готов, перелила его в кружку с корицей, приготовленной заранее, оставив немного места для сливок.
По дому разнёсся аромат кофе, сливок и вкусного утра. Такого, какого уже больше двух недель не ощущала. На губах заиграла лёгкая полуулыбка. Взяв кружку одной рукой, повернулась к Давиду, да так и застыла. Его глаза прожигали меня насквозь. Пытались заглянуть в душу — найти ответы на свои вопросы. Но я не давала, плотно заперев дверь на ключ, не пуская абсолютно никого.
— Ты умеешь готовить кофе в турке? — хоть мужчина и удивился, но никакого виду не подал, словно для него каждая девушка его готовит — даже его эта Лана, спокойно спросил.
— Да, — отмерла, сделав первый шаг в сторону Давида, проговорила безразлично. — По утрам я всегда делала кофе папе… — тут же осеклась.
Воспоминания об отце болью кольнули в душе. Я не хотела говорить с этим человеком о родном отце. Это лишь наш с ним мир, в который я никого не хочу впускать. Особенно Давида — сына человека, что разбил мою семью. Папа всегда любил пить по утрам несравнимый ни с чем напиток — неизменно это был мой фирменный кофе с корицей и ванилью, и именно этот запах ассоциировался у меня с отцом. Но сегодня в доме не оказалось ванили.