— Дело не в этом. Просто в тот момент, когда я решил сделать то, чего не удалось сделать Брашу — прощупать тебя — я… перестарался. И провалился слишком глубоко. Я коснулся твоей души, Линн. Если ты понимаешь, о чём я. И теперь я всегда смогу найти тебя, где бы ты ни была. Никакие антимагические браслеты не помогут. Этот след невозможно стереть.
Я молчала, переваривая услышанное. Мне было сложно представить, что это значит — коснуться души… что он в тот момент почувствовал? И что чувствует сейчас?
Я очнулась от своих мыслей, когда Грым вдруг негромко сказал:
— Ты очень красивая.
— Что? — я рассмеялась. — Да ну тебя, Рым!
Да уж, нашёл, чем восхищаться! Ростом я не вышла, щупленькая, вместо груди два прыщика, тонкой осиной талии и соблазнительных бёдер тоже не наблюдается. Нет, на суповой набор я всё же не тяну — кости не торчат — но чтобы красавица… Да и на голове вечно воронье гнездо. Мои волосы, жёсткие и вьющиеся, похожи на мочалку. Или на паклю. Или на бог знает что — в любом случае, это воронье гнездо торчит в разные стороны, как у огородного пугала, оно жёсткое и плохо расчёсывается. Глазки у меня невнятно-серые, безо всяких миндалевидностей и прочей чепухи, о которой в романах пишут. Нос — маленькой картошечкой, на нём и на щеках — небольшая россыпь веснушек. Рот небольшой, как в песенке поётся — «губки бантиком, бровки домиком, похож на маленького сонного гномика» — вот это про меня!
— Правда, красивая, — повторил он серьёзно. — У тебя глаза такие… мягкие, будто бархатные. Серый такой бархат, я такой только в лавках с тканью для богачей видел. Волосы… так и хочется потрогать.
Я будто со стороны наблюдала, как Грым протянул руку и дотронулся до моих волос, погладил по голове, как маленькую.
— И кожа нежная… — лёгкое прикосновение к щеке, а в следующий миг мои ноги потеряли землю под ногами, потому что Рым подхватил меня на руки.
Я чувствовала себя лёгкой, как пушинка. Наверное, я ему такой и казалась — всё-таки из Грыма можно десять меня сделать, если не больше.
В его руках было уютно.
— Я думала, ты не любишь «человечину», — прошептала я Грыму на ухо. Он не делал ничего плохого — просто обнимал меня, словно хотел защитить от враждебного мира.
— Я коснулся твоей души, Линн.
Я вновь решила не спрашивать, что это значит. Наверное, потому, что всё же понимала.
Ведь если Рым коснулся моей души… Значит, и я прикоснулась к его.
Поэтому в тот момент я разделила с ним все чувства — поделила их пополам, как дети делят апельсин. И не было ничего, что я бы не понимала.
Он отнёс меня обратно, завернул в одеяло, а потом вернулся к себе. Больше мы не произнесли ни слова. Остальные так ничего не заметили, продолжая посапывать.
А я, повернувшись на бок, сжала кулаки и изо всех сил поклялась, что завтра сделаю всё, чтобы Грым не погиб. Ни одна стрела не коснётся моего орка! Хоть зубами ловить буду, но Рым будет жить.
В конце концов, у меня же есть какая-то сила?! Попробую ей воспользоваться…
.
За пределами повествования
…Живший почти два века назад тёмноэльфийский предсказатель Альгиус отличался крайней плодовитостью — он изрекал по нескольку пророчеств в месяц — и загадочностью, так как никогда не пытался толковать собственные изречения.
О детстве и юности Альгиуса ничего не известно. Наши исследователи уверены, что в источниках тёмных эльфов о нём можно прочитать много всего интересного, но Повелитель Робиар закрыл свою библиотеку от всех любопытствующих, даже с протекцией императора прорваться туда крайне сложно.
Достоверно известно лишь то, что Альгиус родился у людей из ближайшего окружения тогдашнего Повелителя — Дейвира, отца Робиара — и начал предсказывать уже с юных лет. Его пророчества были туманны и далеко не всегда правильно расшифровывались, но, те, которые расшифровывались, сбывались абсолютно все. Именно поэтому, когда Альгиус вырос, Повелитель сделал его личным советником.
Должность эту великий предсказатель занимал несколько десятилетий, но однажды просто исчез. Жив он или умер, никому неизвестно. Но в ту ночь, когда пропал Альгиус, несколько тёмноэльфийских деревень рядом с Эймом оказались выжжены дотла…
«Великие предсказатели и их судьбы», императорская библиотека
Целых полторы недели Эдигор наслаждался своим секретом. После того как его укладывали спать, будущий император вскакивал с постели и мчался к Люку на чердак. Три часа абсолютного счастья с единственным другом — чего ещё может пожелать лишённый детства пятилетний мальчик?