— Ничего мы не будем. Вообще ничего!
Я была согласна потерпеть, как вчера, но своими мерзкими командами он меня разозлил.
— Ты уверена?
Нет, не уверена.
— Да, уверена.
— Мне напомнить, о чем мы вчера договорились? Ты обещала внимать всему, что говорю. Я с тобой что угодно делать могу, понимаешь? Вообще все. Сама согласилась, — извещает Рейнер спокойно, но от этого не менее грубо. — Член к твоим губам приставлю, будешь сосать. Будешь, — заверяет. Со стыда сгораю, но взгляда от него оторвать не могу. — Никуда не денешься. Тебе еще и понравится.
Воздухом давлюсь. Натужно его выдыхаю. Ничего возразить не получается. Вообще ничего не получается.
Зато Андрей, не сводя с меня потяжелевшего взгляда, спокойно продолжает курить.
— Что так резко замолчала? Слова закончились? Или, может, согласна проверить? М-м? Будем проверять? Обещаю глубоко не заталкивать. Сама, сколько сможешь, возьмешь.
Ну, мерзавец же! Невыносимый!
— Пусти немедленно!
— Отпущу, когда ответишь. Что выбираешь? Как на разогрев пойдем? С чего начнем?
— Первое. Ты сволочь! Я выбираю первое!
Он усмехается. Довольно так, мерзавец…
Но прежде чем отпустить, в очередной раз затягивается и зачем-то прижимается своим ртом к моему. Растеряно глотаю сигаретный дым, который Рейнер выдыхает. И тут же его собственный вкус принимаю. Он целует жадно и крепко. Освобождает запястья, но я этого даже не замечаю. Подчиняюсь, когда Андрей, усиливая давление, сжимает мой затылок и врывается мне в рот языком.
С низа живота штормовая волна поднимается. Несется вверх по груди и сладкой дрожью разбивается о ребра. Обезумевшее сердце пускается в надрывный бег. Я… Я словно пьянею. Не люблю алкоголь. Рейнера не люблю. Но эффект от обоих очевиден. Глупо отрицать. Я… Я просто сгораю. Отвечаю неуверенно, но, совершенно точно, охотно. Боже… Я хочу его целовать.
Хочу… Хочу… Хочу…
В сознании лишь дурманящий дым, который он в меня вдохнул, блуждает. Тело, пропуская сквозь себя разряды этого странного удовольствия, остро подрагивает и безумными мурашки покрывается.
Когда Андрей отпускает, пространство продолжает вращаться кругами. Я медленно, с его помощью, опадаю спиной на матрас. Столь же медленно, словно в коматозе, развожу ноги. Кладу на промежность ладонь.
Боже мой! Меня дико смущает и крайне волнует его пристальный взгляд. Осторожно скольжу пальцем между половых губ и, шумно выдыхая, останавливаюсь. Так стыдно… Я влажная. Он не может этого не увидеть, а я, инстинктивно считывая его реакцию, вопреки всему, сильнее гореть начинаю.
Глаза прикрываю и всем телом содрогаюсь.
Боже… Пусть ему быстрее надоест…
— Шире ножки, девочка.
Выполняю это приглушенное требование практически бездумно. Двигаю средний палец ниже, собираю у влагалища вязкую и горячую влагу, тяну ее к клитору. Надавливаю, желая смягчить разгорающееся томление.
Нет, нет, нет…
Да-а-а…
Удовольствие пронизывает. Прошивает, словно огненная молния. Мои движения неосознанно становятся быстрее, нетерпеливее, настойчивее. Открывая глаза, из-под трепещущих ресниц гляжу на Андрея.
Смотришь на меня? Смотри… Смотри…
Он ведь, правда, ничего не делает. Только наблюдает. Но его взгляд… Он не оставляет никаких шансов сохранять хладнокровие. Хоть какой-то контроль… Внутри все так и беснуется. Все черти вырвались. С ним играют. Манят.
Дышу громко и надсадно, словно марафонец, жаждущий вкусить победу. Я хочу… Чего?
Смотри… Смотри… Смотри…
— Умница, девочка. Красивая моя. Продолжай.
Вздрагивая на первой обжигающей волне, прикрываю глаза и действую смелее. Но желанная разрядка ускользает. Я дышу чаще, хриплю и постанываю. Знаю, что Андрей смотрит, и этого достаточно, чтобы полностью сойти с ума. Наращиваю темп, бедрами к своим пальцам подаюсь.
Хочу, чтобы он сам меня потрогал. Хочу… Хочу…
И он словно понимает эту безмолвную мольбу. Едва его шероховатые горячие ладони ложатся на мои дрожащие колени, из меня свист вместо дыхания вырывается.
Боже, он видит меня так близко. А мне это нравится. Мне это так сильно нравится… Какое безумие, дикость, наваждение… Как пережить?
Замираю, когда одна из его ладоней скользит по внутренней стороне бедра. Накрывая мою кисть, оказывает давление на плоть. Между ним и моей порочной сердцевиной какие-то жалкие миллиметры остаются. И я вместо того, чтобы воспротивиться такому контакту, буквально жажду, чтобы он сместился.
И он это делает. Вымазывается в моей смазке, скользит крупными пальцами к сокровенному входу.