Это был рисунок карандашом. Чандра вновь узнала себя.
Лукас рывком отбросил покрывало, и Чандра выронила фотографию и рисунок. Обернувшись, она увидела, что Лукас наблюдает за ней. Его серебристые глаза хищно поблескивали в ярком рассветном луче.
— Что ты делаешь?
Вздрогнув от стальной нотки в его приглушенном голосе, она захлопнула кейс.
— Я… я думала, ты спишь, — виновато прошептала она, и ее негромкий голос выдал лишь легчайший оттенок страха.
— И потому решила пошпионить.
— Я шла к себе, чтобы мальчики не застали нас вместе.
— Так оставь мои вещи в покое и уходи, — приказал он, вскакивая с постели.
— Кто я, Лукас?
Он помедлил и наконец выпалил:
— Не знаю, черт побери!
— Не знаешь?
Прежде чем он успел ответить, она повернулась и бросилась бежать, слишком потрясенная его мрачным видом и грубым голосом, чтобы признаться: она видела собственную фотографию, сделанную в другом времени и месте, а еще — свое лицо на рисунке.
Сердито завернувшись в черное вышитое покрывало, Лукас погнался за ней и настиг у двери ее спальни.
— Мальчики! — напомнила она обиженным, сдавленным голосом. — Я не хочу, чтобы они нас услышали.
— Наплевать на них.
— Ты так рассердился?
— Нет, — мягко ответил он, изумив Чандру. — Я сожалею о том, как обошелся с тобой. Просто ты застала меня врасплох.
Замедленными движениями он положил ладони Чандры к себе на плечи и взял ее за талию, притянув к себе ее напряженное, упирающееся тело.
Покрывало упало на пол.
Ей показалось, что она тает от его тепла.
— Выходи за меня замуж, — прошептал Лукас.
— Что?
Как всегда, крепко прижатая к его телу, Чандра была не в состоянии думать. Но она поняла: предложение Лукаса не было необдуманным и импульсивным. И это испугало ее сильнее, чем фотография.
— Забудь о своих вопросах и сомнениях насчет меня, — умолял Лукас, — и я клянусь, что забуду о моих.
— А если я не смогу? — прошептала она, приведенная в трепет его близостью и мыслью о браке с ним.
— Мы принадлежим друг другу. То, что совершила ты или я, не имеет значения. Неважно, кто ты. Неважно, что все это свершилось стремительно и нелепо.
— Я ни о чем не забуду, пока ты не расскажешь мне всю правду.
— Черт возьми, мы впервые встретились с тобой вчера, в душевой!
— Нет, на самом деле все гораздо сложнее. Мое тело для тебя — открытая книга.
— Проклятье, я не могу объяснить свои чувства. Но ты была девственницей. Клянусь, прежде я никогда не занимался с тобой любовью.
— А может, мы делали все, кроме… — она вспыхнула, — самого акта?
— Этого не было, клянусь тебе. Я никогда тебя не видел. Никогда не прикасался к тебе, не целовал — до вчерашнего дня. — Он уставился на Чандру, на его смуглом лице было напряженное и недоумевающее выражение. — Но я не могу винить тебя за такие мысли. У меня не случалось амнезии, но каждый раз рядом с тобой у меня возникает ощущение, что мы давно знакомы. Даже когда ты молчишь, я знаю твои мысли и чувства. Когда вчера ты подошла к моей двери, я понял, что ты там, еще до того, как открыл ее. Я тоже в замешательстве. И немного испуган. Все, что я мог придумать: надо выждать. — Его губы медленно растянулись в улыбке. — Может быть, мы должны просто наслаждаться тем, что имеем, пока не выясним все до конца. — И он склонился к ее губам.
— Мы снова будем любить друг друга?
Его голос стал хриплым:
— Это приглашение?
Чандра не ответила, и Лукас подхватил ее на руки и внес в спальню, пинком закрыв за собой дверь.
Он ничего не объяснил ей.
Но его тело излучало жар, а прикосновения были мучительно нежными, когда он опустился рядом с ней на постель.
Она не знала, куда уносят ее эти поцелуи — в рай или в ад. Его твердое тело терлось о ее шелковистые грудь, живот и бедра. Его рот и руки жадно ласкали ее, не пропуская ни дюйма. Когда он развел ее ноги и вонзился в нее, она вскрикнула, потому что он доставил ей неописуемое наслаждение.
В последний бурный миг освобождения ей было все равно, кто он. И кто она.
Неважно, даже если Лукас — ее злейший враг.
Обняв ладонями его горячие щеки, она не спеша, вдумчиво поцеловала его в губы.
Этот поцелуй скрепил безмолвную клятву.
Кем бы он ни был, она принадлежит ему.
Всегда принадлежала и будет принадлежать.
Глава седьмая
«Наследницу миллиарда Моуранов разыскивают по обвинению в убийстве».
Буквы газетного заголовка высотой в два дюйма нанесли Лукасу удар с силой тренированного кулака.
Если Чандра прочтет этот заголовок, возможно, к ней мгновенно вернется память. Но как скажется на ней такой шок?
Рука Лукаса дрогнула, расплескав горячий кофе. На первой полосе была напечатана красочная фотография Чандры и зловещий снимок гроба с останками Мигеля Сантоса. Далее коротко сообщалось о новом завещании Гертруды Моуран, и подтверждались слухи о том, что семья наняла знаменитого Лукаса Бродерика, чтобы опровергнуть завещание.
— Проклятье!
Лукаса переполнило леденящее чувство ужаса.
Сегодня утром Чандра выглядела очень бледной и хрупкой, когда Лукас оставил ее спящей в ее собственной спальне. Слишком хрупкой, чтобы вынести все это.
В любую минуту она может спуститься к завтраку. Если какой-то гнусный ублюдок и вправду преследует ее, возможно, он и представил прессе эти сведения и фотографию, надеясь, что Чандра выдаст себя. Ведь, если она обратится за помощью к блюстителям закона, но не сможет вспомнить прошлое, полицейские разделаются с ней.
Лукас решил, что показывать Чандре статью в газете покамест рано. Ей ни к чему дополнительная травма. Но гораздо сильнее его тревожило другое. Сказать сейчас Чандре правду — значит подвергнуть риску ее жизнь. Вдруг ей вздумается объясняться с журналистами, тогда убийца узнает ее местонахождение.
Схватив полотенце, Лукас промокнул лужицу пролитого кофе и бросился в гостиную, где первым делом схватился за пульт телевизора. Репортажи о скандале в семействе Моуран передавали по всем каналам. В одном показали рыдающую вдову Сантоса в черной шали, с пятью плачущими детьми, жмущимися друг к другу на хлипких складных стульях в кирпичной церквушке во время панихиды. Другой канал передал фотографии полицейских, вытаскивающих пакеты с наркотиками из обгоревшего фургона. По третьему полицейский сообщал, что им удалось найти залитую кровью Сантоса красную тенниску, в которой последний раз видели Чандру. Позитивный репортаж нашелся только один — о «Касас де Кристо» и домах, построенных Чандрой для семей бедняков. Лукас внимательно прослушал интервью с представителями мексиканских властей и несколькими семьями, которые трогательно пытались защитить Чандру, заявляя, что она просто не могла быть замешана в преступлении.
Зазвонил телефон. Лукас схватил трубку, и ему в ухо хлынул поток ругани. Это был Стинки, и он был явно пьян.
— Все это беспокоит меня не меньше, чем вас, Браун. Но если вы еще раз позвоните мне домой, сделке конец. — Лукас бросил трубку.
Таинственное происшествие с наследницей и вправду вызвало шумиху, только еще более бурную, чем предсказывал Стинки. Пресса энергично раздувала скандал. Чандра «прославилась», обогнав даже маньяка-убийцу, который угрожал Лукасу.
Внезапно Лукас услышал поспешные шаги сыновей, сбегающих с лестницы, и их взволнованные крики. Едва он успел выключить телевизор, как в гостиную ворвались Монтегю и Пеппин.
— Мы знаем, кто она, пап! — на одном дыхании выпалил Пеппин. — Ее зовут Бетани-Энн Моуран, она ужасно богата и…
— Знаю, — спокойно прервал Лукас.
— Ее подставили, папа! — вмешался Монтегю. — Она никого не убивала. Надо объяснить это полиции.
— Послушайте, ребята, я уже думал об этом. По-моему, не стоит выдавать ее полиции — я имею в виду, прямо сейчас, когда за ней охотится какой-то бандит, и пока к ней не вернулась память. Надо найти доказательства ее невиновности. Иначе она попадет прямиком за решетку. Обратиться за помощью — неплохая мысль, но ее можно осуществить и позднее. Я хочу, чтобы вы собрали все телевизоры и приемники, какие есть в доме, и перенесли их ко мне в машину.