— Доказательства все сюда, я поручу товарищу Дзержинскому разобраться, что тут у вас происходит!
— Ой, кто это? — удивился Дракон трехголосым хором, и увидел усы.
Усы сказали сурово:
— Иосиф меня звать, и лучше со мной не шутить!
«Дух Сталина!» — смекнул Дракон.
А Дух Сталина (это был именно он) подымил из трубки табачком «Герцеговина Флор», медленно выпил полуведерную рюмку «Киндзмараули» и, медленно выговаривая буквы, произнес с заметным кавказским акцентом:
— Допрос надо устроить. Подать сюда Червяка!
Правая голова испугалась, что сейчас состоится раскрывание мозга и выкапывание оттуда Червячка, но Червячок оказался проворен и откликнулся немедленно:
— Туточки мы!
Усы попускали еще дым, побормотали что-то нечленораздельное в небольшой черный телефон и допрос начался:
— Откуда ты в голову Дракону пришел?
Мозговой Червячок, заикаясь от волнения, начал рассказ:
— Я сначала в голове у Падишаха обитал, но там такой ужас творится! Он Шехерезадкины враки ночи напролет слушает, а от них у меня изжога страшная! — плакал, размазывая слезы по впалым щечкам, Мозговой Червячок.
— А откуда ты в голове нашего светлейшего Падишаха взялся?
— Из Яблока, — прошептал Червячок, — но я больше ничего не знаю…
Дух Сталина хмуро насупил усы и сказал:
— Придется допросить Падишаха! — и усы полетели через двор, прямо в кабинет Падишаха.
— Дядю Падю допрашивать будут! — в ужасе пробормотал всеми головами Дракон и в три прыжка преодолел двор. Роста ему хватило, чтобы выложить все три головы прямо на подоконник падишахова кабинета, который располагался во втором этаже.
Там уже усы приставали с допросом к недоумевающему Падишаху:
— Ну-с, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух?
Падишах затравленно огляделся, приподнял чалму и озадаченно поскреб в затылке.
— Эй, эй, ты там, полегче, — донеслось из затылка.
Раздался натужный скрип, потом щелчок, затем из головы Падишаха полетела пыль, паутина с паучками… Память прошлого открылась! Падишах увидел себя, сидящим под деревом. Вдруг, падающее яблоко, крик — ЭВРИКА! Он, Падишах, а в прошлом — великий ученый, он совершает открытия, открытия, открытия! Пишет формулы, формулы, формулы…
А Червячок, проникший в великую голову из ТОГО ЯБЛОКА, поселился там надолго, и в процессе мимикрии стал Мозговым Червячком.
Итак, все стало на свои места! В прошлой жизни наш Падишах был велик, да и в этой не мал! Он сгреб в кулак усы вместе с трубкой, и сунул их прямо в пасть Левой голове Дракона. Левая от неожиданности проглотила усы, даже не прожевав, и только громко чавкнула трубкой. Падишах вынул из ящика стола большую бутылку шампанского, на котором сияла золотом этикетка: «Мозговой дихлофос полусладкое», и, стрельнув пробкой в Правую голову, вышиб оттуда Мозгового Червячка, а в рот Правой головы, открывшийся, чтобы завопить о несправедливости, направил пенную струю. Немедленно и Левая и Средняя головы сделали языки трубочками и тоже зачмокали пузырчатым вином. Когда вожделенный напиток иссяк, Средняя голова сказала:
— Продолжаем разговор! Итак: Девушки, три часа пятнадцать минут! Пора на обед!
Сказка на переезд в Большой дом
Была суббота, а потому во дворце имели место развлечения.
Господин декоратор махнул рукой: давай! Розовый в брямках танк ЛИССи разогнался и припечатал конного адмирала к стене. Гарем охнул и одновременно сотни юбок взлетели вверх, скрывая-пряча расстроенные личики.
Адмирала-на-лошадке дамы любили, и потеря была тяжела.
— Охренеть можно уже от ваших опытов, господин декоратор, — проворчал Кот, разглядывая, как из-под обломков стены выбирается Нечто — с головой припечатанного адмирала, но почему-то на копытах боевого Коня.
Народ взвыл от восторга! Хотя конного адмирала все любили, но в обличье Кентавра он был гораздо краше, импозантнее, и загадочнее! И Кентавр был принят по-царски!
На площади перед дворцом по этому поводу был устроен парад, а потом праздник у фонтана. В честь праздника гарем дружно построился и начал перекличку. В этих утренних звонких звуках явно читались какие-то ритмы… Шехерезада почувствовала какие-то движения собственной души, что-то сжималось в груди и таяло, таяло, таяло…
— Как я трепетно… — Шехерезада грустно вздохнула и притихла.
— Блин, а я не трепетно, а треморно!
Шехерезада очнулась от грусти, рядом с ней сидел виночерпий и горевал:
— Пить меньше надо! Впрочем, с этой публикой — вот посмотрите на площадь… — виночерпий кивнул на площадь.