А я ее персональный Демон, на которого она смотрит как на Божество, совсем не замечая моих грязных первобытных желаний…
Карие глаза напротив отражают мой голодный взгляд, прохладные пальцы замерли на моем подбородке. Один шаг и я, наконец, избавлюсь от зависимости. Всего сделать один шаг… Вгрызться в губы, всосать сладкий от меда язык… И я делаю это шаг. Только назад.
Не могу. Не с ней. Не так.
Мариам несколько раз моргает, а потом резко отводит руку и, вспыхнув, устремляет взгляд в землю.
— Спасибо, Мариам. Было очень вкусно!
Нужно разрядить накалившуюся атмосферу. Стояк через штаны рвется, и приходится переступить с ноги на ногу, чтобы не заметила.
— Пожалуйста. Если хочешь, я могу тебе немного дать с собой.
Что ж ты такая идеальная, девочка? Я уже в фантазиях тебя раздел давно и наслаждаюсь каждым сантиметров идеального тела, а ты мне с собой пахлаву предлагаешь.
Искреннее предложение, сказанное сбивчивым тоном, вынуждает укусить себя за щеку. Вот хочется с ней по-плохому да попроще, так как с остальными, а хрен получится.
— Договорились.
Развернувшись, хрупкая фигура исчезает в доме, а я, плюнув на грязные руки, подкуриваю сигарету. Перед глазами все еще долбанная крошка на нижней губе и взгляд пробирающий, полный ожидания вперемешку со страхом.
Твою ж мать, что ж за одержимость такая девчонкой, краснеющей от банального комплимента похлеще вишневой ягоды? Мне всегда нравились дерзкие, уверенные в себе девчонки. Которые и в жизни не дадут соскучиться, и в постели удивят. А вот уже какой месяц зависаю на ангеле, который, наверное, в жизни слово «секс» не произносил!
Неужели действительно, чтобы избавиться от этой навязчивой одержимости, нужно просто получить желаемое?
Глава 11
— Давай, брат, спасибо, что помог!
Давид пожимает мне руку, другой хлопает по плечу.
— Дойдешь сам? Я пока душ приму, а вечером встретимся в нашем баре, посидим.
— Конечно, не проблема. Наберешь.
Саня уехал еще час назад, у него тренировка по боксу, а мы с Давой закончили одну стену гаража. Мышцы рук ломит с непривычки, но работать мне не впервой. Недавно с отчимом тоже гараж отгрохали вдвоем. Конечно раза в два меньше, чем у Даниелянов планируется, но представление о работе какое-никакое имеется.
Спускаюсь вниз, но уже подходя к двери, вспоминаю о предложении Мариам. Котенок расстроится, если уйду, не забрав обещанную пахлаву. Сворачиваю в коридор на кухню, откуда доносятся женские голоса. Мариам и ее матери. Голос женщины звучит не так, как обычно, что вынуждает притормозить и прислушаться к разговору.
— Мам, это всего лишь до десяти часов. Мероприятие в парке в центре города. Все наши собираются.
— Я сказала, нет, Мариам. Десять в городе это уже поздно. Пока доедешь до дома, будет пол-одиннадцатого.
— Мам, пожалуйста. У меня из знакомых только Оля. Я хочу общаться, гулять. В Ереване ведь вы позволяли.
— Здесь тебе не Ереван, — тон Лусине начинает звенеть нарастающим предупреждением. — У нас в городе практически нулевой уровень преступности. А здесь каждый второй только и думает, как тебе под юбку залезть, не хватало потом еще проблемы из-за тебя расхлебывать. Позора нам на голову хочешь?
— Почему позора? Я ведь не с парнем иду.
— Попробовала бы ты с парнем пойти! — фыркает женщины, а я чувствую, как у меня зубы с силой сжимаются, грозясь раскрошиться.
К кому к кому, а к Мариам вообще не должно быть претензий. Она по дому носится целыми днями и у плиты крутится. Девки в её возрасте по кафе шляются и клубам, ноги давно раздвигают, а ей в банальных вещах отказывают, оказывается.
— Мам, пожалуйста. Я буду внимательна. Ни с кем не буду знакомиться. Просто погуляю с друзьями. — продолжает упрашивать ангел.
— Лиля тоже обещала ни с кем не знакомиться, а потом её этот белобрысый обрюхатил, и где он теперь? Нет его! — рявкает злостно мать. — А она всю семью опозорила, и теперь отродье свое будет до конца жизни сама тянуть.
— Мам, я не Лиля, — настойчиво повторяет Мариам. Меня раздражает, сколько времени у девчонки уходит на то, чтобы отпроситься гулять. Еще и, блядь, до десяти вечера. Давид в это время только из дома выходит. — Я уже столько прогулок пропустила, можно хотя бы на од..
Последний слог звучит сдавленно и приглушенно, как будто она резко проглатывает слово. Доносится едва различимый стон. Меня в мгновение взрывает от этого жалобного звука.
Заглядываю на кухню и чувствую, как ярость кипятит вены. Лусине держит дочь за запястье, вроде бы ничего такого с первого взгляда, но если взглянуть на то, как лицо котенка искривляет гримаса боли, все становится ясно.