- Моя очередь,- Люциус вглядывается в мое лицо.- Почему те деревья так важны для тебя?
Я резко вдыхаю, как только его слова влетают мне в голову. Теперь моя очередь на "передышку перед ответом". Я хотела бы соврать. Я бы соврала. Особенно резко вспомнив, что он сказал о моем отце, но сегодня фиговы "двадцать четыре часа правды"
Возможно именно поэтому Гольдски сказал правду. И я должна ответить тем же.
- Эти деревья... Они росли рядом с домом все время, что я себя помню. Я даже лично посадила несколько из них. Я взяла на себя ответственность ухаживать за ними, как только доросла до того, чтобы самостоятельно поднять ведро. Одно из них...- Слова стали комом в горле.- Одно из них было напоминанием о моем мертвом отце.
Я втянула воздух, осознавая, что произнесла это на одном дыхании. Глаза начало щипать и я, ненавидя себя за слабость, подняла их к небу. Хоть бы не заметил... Не заметил... Я отвернулась, будто рассматривая разрубленные участки парка. Мы как раз проходили карусель-ромашку, качели на которой безжизненно болтались. Некоторых не хватало. Колесо обозрения уже виднелось за рядами палаток.
- Значит..- тихо начал Люциус, но я прервала.
- Очередь, мистер,- "Да, это значит, что, чтобы спасти дерево своего мертвого отца я встала на колени перед тобой. Ты поставил меня на колени."- Мой вопрос.
Он вздохнул и я, повернувшись обратно, заметила боковым зрением, что Гольдски кивнул.
- Значит, ты жил во Франции. Почему переехал в Украину?
- Это долгая история,- вздохнул Люциус.
Я посмотрела на него Я-никуда-не-спешу взглядом.
- Ладно, сокращу для тебя, - уголок его губ опять дернулся. Но потом он снова насупился, когда продолжил.- Моя мама... Вынуждена была оставить меня на попечение моего отца. Когда мне было десять, я переехал сюда,- его губы скривились в явном презрении.- Мой отец считал меня дикарём. Поэтому привёз на год к Юлии, чтобы она,- он сделал скобки пальцами.- Научила дикого мальчика манерам. Такое чувство, будто меня вытащили из джунглей, а не из Франции. Через год, когда я знал, как держать вилку с ножом, я знал это до приезда, если что, и мог удержать себя, чтобы не врезать своему папаше, он забрал меня, чтобы обучать бизнесу, строительному делу и элементарной грамматике, между тем. Конечно, он делал это не сам, а нанимал репетиторов.
У него не было времени на меня. Мы виделись только на мероприятиях, когда мне следовало строить из себя хорошeго, послушного сыночка. Наследника империи,- выплюнул Люциус.- Со временем мне надоело. Иногда я навещал Юлию. Когда отец мне разрешал и когда я сам хотел, после шестнадцати. Так я и оказался в Украине.
В моей голове закрутилось еще больше вопросов, чем до этого. Гул запомнил мысли, но не смог подавить чувства, которые вырвались у меня с его рассказом. Я чувствовала чрезмерную печать. И сочувствие. И понимание... Такое, что аж горло сжимало. Я хотела спросить больше, узнать о нем больше, но Люциус резко замер.
Я остановилась вместе с ним, понимая, что мы подошли к чертовому колесу. Я посмотрела вверх, любуясь черной, с пошарканной краской, круглой махине. Она возвышаемся так высоко, что казалось, могла задеть облака. На фоне аттракциона я почувствовала себя совсем маленькой, незначительной.
- И... Зачем мы пришли сюда?
Я снова перевела взгляд на Люциуса, с удивлением понимая, что он опять за мной следил.
- Мы залезем на него и ты увидишь самый красивый закат в своей жизни,- после моего, полного неприкрытого восторга взгляда, он добавил.- Тебе, вроде как, нравится наблюдать за небом.
- О.. Откуда ты знаешь?- я не смогла скрыть удивления в голосе.
Твою мать, мне показалось, или его острые скулы на секунду покрылись краской? Мое сердце остановилось, давая проход чему-то колюще приятному, заставляющему дыхание замереть в груди.
- Ты разрисовала забор, как небо,- пожал плечами Гольсдки, будто говорил о чем-то совершенно обыденном.- И ты... Ты часто выходишь в поле, чтобы понаблюдать за закатом. Сидишь и рисуешь. Я... Видел пару раз.
Гольдски нервно облизнул нижнюю губу, отводя глаза, как будто не выдерживал вида моих расширенных глаз. Умереть не встать. Люциус... Заметил. Замечал. Он замечал меня, наблюдал. Ему было... Не плевать? Господи, я словила себя на том, что думаю над тем, чтобы поцеловать Люциуса. Серьезно. Люциус Гольдски только что заставил почувствовать в разы больше, чем я чувствовала за всю жизнь. Мое сердце почти вырвалось из груди.
Я хотела пересмотреть все, что было между нами, но сгорая от нетерпения, оставила все мысли, все вопросы на потом. В один момент все, что происходит сейчас показалось куда более важным. Думать я буду потом.