- Давай пройдем на кухню. Люци уже собрал вещи и пока он ушел за мотоциклом, я хочу кое-что рассказать тебе.
Я послушно последовала за ней, кидая неуверенный взгляд на дверь, будто оттуда в любую секунду может появиться Гольсдки. Включив свет, я заняла один из стульев вокруг большого мраморного стола. Юлия села рядом со мной, заглядывая мне в глаза так, будто я должна была спасти как минимум человечество или что-то вроде того, от чего мне стало не по себе.
- Дело в том, что... Люци уже рассказал тебе о его матери?
Мое горло сдавило, я медленно кивнула. Она в психиатрической больнице и Люциус не видел ее уже четыре года. Неожиданно тонкие губы Юлии растянулись в особой, уставшей улыбке. Перед тем, как ее лицо вновь не стало серьезным, мне показалось, что она прошептала, "Я знала, что он откроется тебе". Я хотела переспросить, потому что не была уверена, что расслышала все слова верно, но женщина продолжила:
- Дело в том, что я получаю всю информацию о лечении моей двоюродной сестренки,- тихо начала она.- И, недавно...- женщина глубоко вздохнула.- Она больна, Софи,- она произнесла мое имя, будто молитву.- Не психически. У нее отек слизистой, или что-то такое. Прости меня, я не сильна в терминологии. Но факт в том, что это очень серьезно. Через неделю будет проходить операция в Париже... Люциус не знает об этом. Его отец запретил мне говорить ему что-либо, но...
Я уже чувствовала, будто задыхаюсь, когда она добила меня:
- Не могла бы ты... Рассказать ему, заставить съездить к ней? Намеками или ложью, потому что... Возможно, это будет ее последняя неделя. И я не уверена выдержит ли она морально, если не увидит своего мальчика.
Я задохнулась, но смогла прошептать:
- Почему я?
В ее глазах стояли слезы, когда она всматривалась в мое лицо. Она говорила медленно, будто ожидая, пока каждое слово долетит в мою голову:
- Потому что только ты можешь помочь ему пережить нечто подобное. Только ты можешь спасти его от этой боли. Он чувствует, Софи. Пусть это не видно за его льдом, но...- Юлия всхлипнула, ее голос надорвался.- Мой Люциус чувствует так много. Это уничтожает его, потому что жизнь поставила все так, что даже самые приятные чувства оборачиваются против моего мальчика. Он закрывается. И я боюсь,- она вытерла слезу, я задрожала от любви и горя в этой женщине-улыбке.- Я боюсь того дня, когда в черный океан его чувств упадет последняя капля, которая уничтожит его.
Эти слова стали ее последней каплей. Слезы полились из ее глаз, когда я услышала звук шагов за спиной. Мое тело было сковано льдом. Как и мои мысли. Таким непроглядным, об который бьешься, с которым сражаешься, но не можешь спастись от него. Он пробрался мне в грудь, отдаваясь каждым словом Юлии.
Возможно, это было моим краем.
Голос Юлии, говорящий Гольдски, что она плачет потому, что будет скучать по своему оболтусу на французском доносился будто через стекло. Моя голова неистово переваpивала всю информацию, наталкиваюсь на глыбы, что обвалилась на меня градом.
Его мама.
Господи, его мама.
Мне казалось, я дрожу, потому что вдруг стало очень холодно. Что будет, если ее не станет? Я не знаю ее, я даже не поняла, как Люциус к ней относиться, но... Небеса. Это же его мама. Он должен быть там. И его отец. Винсент. Черт, неужели он действительно такой жестокий?
- Софи ты в порядке?- донеслось до меня.
Я подняла жгучие глаза на Люциуса, что смотрел на меня... Господи, с тревогой, которая заставила мое горло дернуться. "Ты можешь помочь ему выдержать это" Могу ли?
"Он чувствует Софи... Мой Люциус чувствует так много."
Мысль почти оглушила и я не знала, какая часть меня, какая не закованная в айсберг часть, уверенно ответила:
- Да, все в порядке. Едем?
В его глазах промелькнуло облегчение. Он кивнул, от чего прядь белоснежных волос упала на лоб. Поверил.
Мой взгляд последний раз встретился с молящими глазами Юлии. Возможно единственными, которые будут смотреть на него с любовью, если его мать уйдет. Я оборвала себя, будто ударив кулаком по мыслям.
Нет. Нет, он не будет один. Больше нет.
И в ту секунду, сама того не понимая, я решила кое-что для себя.
***
Люциус Гольдски
Даже ее руки, охватывающие мой торс были другими. Сжимающими так крепко, будто Лебоская боялась, что я могу выскользнуть.
Софи была напугана.
Я не знаю, как я понял это, но... Когда я увидел ее дрожащую в холле я еле удержался, чтобы не подлететь к ней. Потому что, казалось она вот-вот рухнет. Осядет на пол под тяжестью того, что ее ужаснуло настолько, что светлые глаза потемнели, а от лица отхлынули все цвета. Того, от чего ее хрупкие плечи ссутулились.