Он отрицательно качает головой:
— Твоих, Ясь, надо искать в другом месте.
Так мы оказываемся рядом с павильоном хищников.
— Вон та на тебя похожа, — указывает на черную, словно ночь пантеру.
Невольно улыбаюсь. Какой девушке не понравится, когда ее сравнивают с прекрасной дикой кошкой?
Ладно, Гоблин, подкат засчитан.
Его игра меня цепляет. Мы гуляем мимо клеток со зверями, и я ищу в них черты знакомых и друзей. Вот этот добродушный тюлень — явно смахивает на папочку, а та цапля — на мою училку в старших классах.
Но больше, чем животными, я интересуюсь своим спутником. Пользуясь тем, что Влад идет немного впереди, рассматриваю его. Взгляд сам липнет к белой футболке, облегающей атлетичный торс, к мощным плечам и четко проступающим рельефам спины, спускается к простым черным джинсам…
Блин, я что сейчас делаю? Пялюсь на его филейную часть?
— Как считаешь, я похож на льва? — Швецов картинно хмурится, изображая Симбу, и трясет невидимой гривой.
— Нет.
— То есть как нет? Я и рычать могу.
Он и вправду рычит, а снова я странно реагирую. Тембр голоса задевает какие-то потаенные точки, снова включает генератор мурашек и жгучих образов. Я почему-то представляю совсем другую ситуацию, в которой он может рычать. Горячее дыхание на шее, руки, сжимающие тело…
Черт, мне реально становится жарко.
— Я считаю, что ты похож на хаски, — сердито произношу, пытаясь усмирить разбушевавшуюся фантазию.
На мои слова Влад озадаченно хмурится, а потом начинает ворчать:
— Я значит ей пантеру, а она мне хаски! Все, я оскорбился.
— Ну прости! — он так уморительно пыхтит, что не могу сдержать смех. Взрослый дядька, а ведет себя как пацан.
Он смотрит искоса, а потом одно молниеносное движение — и моя вата в его руках.
— Эй! Верни. Это мое! — пытаюсь вернуть потерю, а мерзавец поднимает повыше и свысока наблюдает за моими потугами. — Влад!
— Это моральная компенсация.
Я снова пробую добраться до своей ваты. Прыгаю вокруг него, как маленькая, чего-то пищу, а он смеется, пытаясь увернуться от моих цепких лапок.
Я тоже смеюсь. Ему как-то удается смешить меня глупостями, мимо которых я обычно прохожу со скучающим видом.
Снова тянусь, и кажется, что сладкий трофей вот-вот снова окажется у меня, но Швецов опять уворачивается, и я хватаю его за руку, сжимая пальцы на бицепсе. Теряюсь, чувствуя, как под гладкой кожей перекатываются литые мышцы, и в тот же миг сталкиваюсь с его пронзительным взглядом.
Влад моментально переключается из беспечного раздолбая, в режим затаившегося хищника, перехватывая мою руку.
У меня из легких разом вышибает весь воздух, а из головы все разумные мысли. Я просто стою и смотрю на него, в очередной раз разучившись дышать. Спустя миг, прихожу в себя. Выдергиваю ладонь, потому что кажется, что обожглась, прячу ее за спину, а на пальцах все еще ощущение его тепла.
Между нами странная заминка, неловкая пауза, в ходе которой мы смотрим по сторонам и пытаемся сделать вид, что вокруг твориться что-то интересное.
Ваты больше не хочется. Играть и беситься тоже. Мне бы справиться с тягучей тяжестью, расползающейся внутри.
— Расскажи, почему-то пригласил именно меня, а не Ольгу? Только давай начистоту, без игр.
Он жмет плечами:
— Ты мне нравишься.
— Ты меня совсем не знаешь.
— Знаю настолько, что могу сказать, что ты любишь несладкий кофе с долькой лимона. Грустишь, когда заканчивается дождь, и веришь в новогодние сказки. Злишься, когда больше трех человек в очереди и мечтаешь подняться на Эльбрус. А еще твои глаза сияют, когда смотришь на город с высоты птичьего полета, — он достает свой телефон и протягивает его мне.
На заставке я на колесе обозрения, а вокруг сияют огни ночного города.
Я теряюсь:
— То есть ты хочешь сказать, что запал на меня по одной фотографии?
— Не по одной, — он снова смотрит на меня слишком серьезно, — я так бесился вначале, что открыл твои соцсети с одной единственной целью. Убедиться, что ты страшная, никчемная дура, выпячивающая вареники перед камерой.
— Эй! — возмущенно пихаю его в плечо.
— Ты хотела правды. Поэтому говорю, как есть. Начал смотреть, а очнулся, когда на часах было уже два ночи. На следующий день еще посмотрел. Потом еще. И сам не заметил, как это вошло в привычку. Мне нравилось наблюдать за твоей жизнью.
Значит наблюдал.
Воображение рисует, как Швецов вечером сидит в кровати, с ноутбуком на коленях и задумчиво разглядывает мои фотографии. Приближает, чтобы рассмотреть во всех деталях, любуется. Глаза цвета карамели жадно темнеют, когда ведет, обрисовывая контуры, а я где-то далеко и даже не подозреваю об этом.