– Неужели это так страшно, мама? – обратился я к спине Сюзанны, прерывая её монолог.
Её плечи слегка дрогнули.
– Дело не в страхе, наверное. Просто я не до конца понимаю всех вас. Скорее всего, я не смогла бы, например, любить чужого ребёнка как своего. Я и своих-то… не совсем любила.
«Точнее, не всех», – подумалось мне, но вслух я этого произносить не стал. Зачем её огорчать ещё больше?
– Мне жаль, что не оправдал твоих надежд. Но рождение ребёнка – это не катастрофа. Это радость. Порадуйся и ты, мама, если сможешь.
С этими словами я покинул комнату, потому что мне больше нечего было добавить. Я присоединился ко всем остальным, взглядом успокоил Марию, отвечая на её немой вопрос. Грелся в тёплых лучах любящих глаз, хотя и чувствовал тревогу. Знал, что придётся объясняться с каждым, но Марина – эта непостижимая русская, как сказала бы Сюзанна, – опередила меня.
3.
Марина
Я знала, что скучаю по ним, но не думала, что настолько сильно. События, произошедшие за последние полгода, отодвинули на второй план и дорогих мне людей, и то, что мы пережили вместе. И теперь, вновь встретившись с ними, я жадно вглядывалась в каждого и чувствовала: мне не хватает воздуха от волнения.
Майкла я не видела только последние два месяца. Он частенько навещал нас со Стивом. Я, не задумываясь, доверила бы ему свою жизнь, но тайну появления в моей жизни сына я скрыла.
Стив почти сразу раззвонил всем, что он отец ребенка. Сделал он это не спрашивая, и о его болтовне я узнала не сразу, а позже не сочла нужным оправдываться и что-то доказывать.
Майкл, наверное, был единственным, кого не так явно волновала внешность моего сына. За те месяцы, что я его не видела, он похудел и, по-моему, помрачнел. Видимо, его отношения с Анжеликой не складывались так, как ему хотелось бы. Глядя, как он осунулся, я дала себе слово, что обязательно поговорю с ним.
Линда подросла, стала более женственной и превратилась в ослепительную красавицу. Ей очень шли длинные волосы и улыбка, что не сходила с ее уст. Она, несмотря на явную растерянность, очень радовалась малышу и с удовольствием качала Эдда на руках.
Майлз не изменился ничуть. Все та же красота, изысканность и тонкий вкус. Единственное, что мне не понравилось – некоторая затравленность во взгляде, что проскакивала на мгновение и исчезала где-то в глубине его карих глаз. Я мысленно пообещала себе, что и с ним обязательно поговорю наедине.
Сюзанна осталась как будто прежней, но я чувствовала, каких усилий ей стоит держать себя в форме. Она как бы высохла, превратилась в живую мумию. Все та же непринужденная грация, прическа – волосок к волоску, бриллианты на шее и пальцах, безупречный костюм, но… Сеть морщинок возле глаз, уголков губ и почти болезненная бестелесность практически сводили на «нет» и искусный макияж, и дорогостоящий костюм, который, несмотря на свою идеальность, сидел на Сюзане, как на вешалке. Я одна знала, почему она приехала сюда в эту дикую, как она считала, страну, преодолев внутреннее отвращение.
Она жаждала увидеть своего внука.
Ее разочарование и горечь были столь явными, что мне пришлось подавить в себе порыв подойти и пожалеть ее, словно ребенка, у которого отняли любимую игрушку. Я знала: это ни к чему. И когда она выволокла Стива, я не побежала вслед, зная, что мальчик прекрасно справится со всем самостоятельно.
Когда, наконец, мы все наговорились, обменялись общими новостями и уселись за стол, я решила взять бразды в свои руки и раз и навсегда покончить с недомолвками.
– Я очень рада видеть всех. Никогда не думала, что мы соберёмся именно в этом доме. Рада, что рождение Эдварда подарило такую возможность. Вижу, что мой мальчик поверг вас если не в растерянность, то в недоумение. И каждый задал себе один и тот же вопрос. Я отвечу на него.
– Марина! – Стивен попытался закрыть мне рот, но я не дала ему этого сделать.
– Замолчи, Стивен. Зачем травмировать близких? Эдвард – мой сын. Стив не имеет к нему никакого отношения, кроме духовного. На днях он предложил стать малышу крёстным отцом, и я принимаю его предложение.