Не знаю, в какой момент наше счастье перешло в беспечность. Мне хотелось подарить Тае весь мир. Мы чаще стали выходить на улицы, и не только вечером. Тая, уже не таясь, бегала по магазинам за покупками.
Нам было настолько хорошо, что мы не вспоминали о плохом и упивались друг другом. Приходя с занятий в общежитие, я встречался с сиянием Таиных глаз и терял голову от счастья.
Говорят, счастливы глупеют. Наверное, так и есть.
Однажды я пришёл домой и понял: Таи нет. Всё, как всегда, но пара брошенных небрежно вещей сказали, что она исчезла, а не просто вышла в магазин. Холод и отчаяние. Пустота и грохот сердца. А ещё я знал: она ушла не добровольно.
Я не кричал, не метался по комнате, не плакал, но всё внутри окаменело. Чувствовал, как ширится и поднимается вверх холодная волна ярости.
Как слепой, прошёлся по комнате, трогая вещи руками. Не знал, зачем это делаю, но когда взял в руки то, что Тая бросила специально, понял: она оставила для меня след. Меня не испугало то, что я увидел. Я собрался и приготовился действовать.
Надевая куртку, мельком уловил отражение в зеркале и не узнал себя. На меня смотрел совершенно незнакомый человек с печатью решимости на лице.
Я вышел на улицу и шёл, слушая только зов сердца. Вызвал такси. Ехал, чётко отдавая команды. Где-то там, в голове, горел, выжженный пламенем, маршрут. Я боялся только опоздать.
Старые пятиэтажки соседствовали с многоэтажными домами. В один из таких домов я вошёл и поднялся на пятый этаж. Звонить в обшарпанную дверь не стал, а, вспомнив приёмы борьбы, с разбегу выбил ногой.
Тая, связанная, лежала на полу. Её караулили два бритоголовых «брата». Мой фееричный приход напугал их.
Один из них пытался махать руками, делая какие-то невообразимые пассы. Я не стал ждать – ударил его ногой в солнечное сплетение. Второй, закрыв голову руками, рухнул на колени.
Я без труда развязал верёвки, вынул кляп изо рта, провёл пальцем по кровоподтёку на скуле Таи.
– С тобой всё в порядке?
– Бежим скорее, – задыхаясь, произнесла она, – их трое, самый главный и сильный вышел куда-то.
По синеющим губам Таи я понял: у неё начинается приступ. Я обхватил её голову руками и помог справиться. Видел, как широко раскрытыми глазами смотрит на мои действия тот, что избежал удара. Его губы плясали чечётку и бормотали какие-то бессвязные слова. Какая-то молитва, наверное – я уловил латынь, но смысл слов разобрать не смог.
Когда Тая пришла в себя, я поднялся с колен и, наставив указательный палец в обезумевшего, покрытого крупными каплями пота «братца», чётко и внятно сказал:
– Скажешь хоть слово о том, что видел, и ты больше не жилец. Я наложил на тебя проклятие Иуды. Ты понял меня?
Несчастный быстро затряс головой, бледнея до желтизны.
– И ещё. Передай старшему: эта девушка больше не принадлежит вам. Если вы ещё раз попытаетесь её тронуть, рухнет храм вашей веры и погребёт под собой мироздание Посвящённых, что сгорят в огне, потому что посягнули на ту, чьё имя Неприкасаемая.
Я не понимал, что за слова слетают с моих губ, но, видимо, их понимали эти двое. Потому что они низко склонились в поклоне. Слабый и напуганный второй пытался поцеловать мои башмаки.
Первый, кому достался удар, очухался и бормотал обрывки фраз. Пальцы его беспрестанно шевелились, сплетаясь в причудливые фигуры.
Я ударил его ещё раз. Наступил ногой на пальцы и придавил каблуком. Мучительный крик разорвал тишину: я сломал ему пальцы.
– Ты, наверное, тупой, – наклонившись, я пристально посмотрел в искажённое мукой и болью лицо пострадавшего. – Запомни навсегда этот вечер, ибо не раз он явится тебе в кошмарах за то, что ты посмел прикоснуться грязными руками к Той, что стоит намного выше тебя. Но Боги милосердны: они дарят тебе исцеление, которого ты не заслуживаешь. И оно – предупреждение и знак. Помни об этом.
Я взял его искалеченные пальцы в руки и, закрыв глаза, несколько раз провёл большими пальцами по опухшим фалангам. Вначале «брат» взвыл от боли, а затем затих, заворожено наблюдая за моими действиями.